– Ура!
Пузырьки зашипели в носу. Петр Иванович мотнул головой, засмеялся и допил до дна: – Принести бы водки, да неудобно, – подумал он, – Невесть, что подумает…
Он наполнил бокалы.
– Петя, а ты помнишь Надю? – спросила Лена.
– Мою соседку?
– Да, – сказала Лена и пригубила шампанское.
Конечно, он ее помнил. Вернее, только что вспомнил. Как и многое в этот вечер. Надя Михайлова. Ленкина школьная подружка, она и принесла тогда ту записку от нее. Через полгода, как он бросил институт. Он тогда уже работал. И все еще с ума сходил от горечи и разочарования. Хотелось сломать, разбить все. Казалось, что весь мир его предал. А тут эта записка от нее. Смешная, трогательная. Но было слишком поздно. А Надя? Они продали квартиру в начале девяностых и переехали на окраину. Вроде бы в Митино.
– Ну, и как она?
– Надя умерла в прошлом году, – сказала Лена.
– Как умерла?
– Обычно, Петя. От рака.
Он не знал, что сказать. Они помолчали. Лена ковыряла вилкой икру, он смотрел на нее. Страшно хотелось есть, но как-то неудобно было.
– Ты так и не сказала, как ты… Что здесь делаешь? Как живешь? – спросил Петр Иванович.
– Я, Петя теперь совсем другая. Не такая, какой ты знал меня.
– Ты… чудесная!
– Ты не можешь знать – Лена бросила вилку на стол, – Я ведь тоже себя сломала. Мечтала о любви, о счастье. Какой же дурой я была, Петя! Наивной милой дурочкой. А теперь уж поздно. Я теперь плохая…
– Лена! – он протянул руку. Хотел погладить по плечу, но она отшатнулась и встала с дивана.
– Ты даже представить не можешь…
Она подошла к окну и ткнулась лбом в стекло. Во дворе стало совсем темно, и только сбоку возле помойки голубым тусклым светом обкрадывал ночь одинокий фонарь. Кругом машины, натыканные, как попало. Ни души.
Лена достала телефон и набрала номер.
– Приезжай, – только и сказала. Этим своим сильным грудным голосом.
Вернулась, села на краешек дивана и улыбнулась.
– Вот и все, Петя. Пора.
– Жаль, – сказал он.
Она усмехнулась, допила шампанское и засобиралась.
– Не провожай меня.
Он подал ей плащ и открыл дверь.
– Прощай, – она тронула губами его щеку.
– Пока.
Он закрыл дверь. Постоял минуту, держась за дверную ручку, выключил свет и вернулся в комнату.
За окном глухо хлопнула дверь, басовито заурчал мотор и зашуршали шины. Все тише и тише, пока не смолкли совсем.