Инвальд. Же принцезна спизи?
Инвальдова. Принцезна ешьте на встала. Она же белая кость, голубая кровь. Удивительно, как пан списователь сумел жениться на такой знатной особе. Наверное, правду говорят, что он, когда был красным комиссаром, заточил всех ее родных, весь их княжеский род, в тюрьму, а ее заставил выйти за него замуж.
Инвальд. Не верю я этим сплетням. Он такой добряк, кого он мог заточить? Наговаривают на него. А еще больше он сам о себе выдумывает. Такой уж он шутник!
Инвальдова (прислушивается). Т-с, она спускается.
Те же и Александра Львова.
С лестницы спускается Александра Львова (Шура), вторая жена Ярослава Гашека. Она неуловимо напоминает первую жену писателя Ярмилу Гашекову и редакторку «Сучки» Ольгу Фастрову, только не носит ни пенсне, ни лорнета. Ведущая модной колонки пани Ивонна не одобрила бы её простой наряд. Зато её лицо излучает доброту и уступчивость, которые и покорили сердце Гашека. В руках у неё балалайка.
Львова. Добри рано!
Инвальдовы (в один голос) Добри одполедно, пани принцезно!
Львова. На улице по-прежнему метёт?
Инвальд. Да, здесь горы, самое холодное место в Центральной Европе. Если разыграется метель, как сегодня, деревню может занести снегом толщиной в два человеческих роста.
Львова. Снег и мороз не страшны. В Сибири мы с Ярославичиком и не к такому морозу привыкли.
Инвальд. А что это за инструмент у вас в руках, пани принцезно. Походит на старосветскую бандуру.
Львова. Балалайка. Ярославчик просил привезти. И валенки тоже. И меховую шапку, и самовар. Сказал, что хочет в центре Европы чувствовать себя как в России.
Инвальд. Сыграете для нас, принцезно?
Львова. Рада вас потешим (играет на балайке и негромко напевает).
Ну какая это стать,
Ведра на гору таскать?
Пойду замуж я туда,
Где под окошечком вода.
Инвальд. Вы душевно играете, пани принцезно. Правда, я думал, что в России в знатных семьях учат дочерей играть на фортепиано или на клавесине.
Львова. Россия теперь страна пролетариата, а балалайка – это самый пролетарский инструмент.
(Львова прислушивается к возне наверху. Слышны звуки громкого зевания, потом раздается хриплый крик Гашека «Шуринька! Я проснулся». Львова срывается с места, хватает в охапку огромные валенки, стоящими в углу, и с валенками в одной руке и балалайкой в другой мчится вверх по лестнице на зов мужа