Ярмила (с горечью). Ты перекрашивал несчастных псов, выдавал уличных дворняг за породистых собак из псарни эрцгерцога в Брандысе, подделывал им родословные. Печальнее всего, что твой «Институт кинологии» был зарегистрирован на имя Ярмилы Гашековой. Мне вчинили иск, я предстала перед смиховским судом по обвинению в нечестной торговле. Йезусмария! Какой позор для дочери безупречного торговца гипсовыми изделиями Майера!
Гашек. Ну что ты ждала от бунтаря по натуре и анархиста по убеждению?
Ярмила. Мне импонировал вызов, который ты бросал мещанской среде. Однако я надеялась, что после женитьбы ты остепенишься. Я так верила в твою звезду, в твой талант писателя. Даже отказалась от собственных амбиций. Что ты улыбаешься. Я – современная эмансипированная женщина двадцатого века! Мне удаются детские рассказы, их печатает «Чешское слово». Я могла стать писательницей столь же известной, как пани Ольга Фастрова. Но я посвятила себя мужу, записывала под диктовку твои юморески, даже сама дописывала их, когда ты бросал диктовать на полуслове и уходил к приятелям в кабачок. Но ты так и остался автором незаконченных произведений.
Гашек. Сейчас я занимаюсь настоящей литературой. Впервые в жизни пишу большой роман. Ты ведь крестная мать Швейка, без тебя он сгинул бы в мусорной корзине.
Ярмила. Уж это точно. Я не забыла, как однажды мой муженек вернулся домой. Как всегда поздно ночью и как всегда пьяный вдрызг. Накорябал что-то на бумажке и тут же порвал и выбросил написанное в корзину. Я из любопытства достала клочки, сложила их вместе и на всякий случай сохранила, ведь я была твоим верным литературным секретарем. Утром ты проснулся и заявил, что вчера ночью тебе пришла в голову гениальная мысль, но ты ничего не можешь вспомнить. И тогда я показала твою выброшенную записку. Там было несколько слов: «Идиот на военной службе».
Гашек. Вот спасенный тобой замысел Швейка! Мировая литература в вечном долгу перед тобой, Ярмила!
Ярмила. Ты шутишь, а мне было не до шуток, когда я осталась одна с ребенком на руках.
Гашек. Риша! Мой сын! Ему уже девять лет, а он только недавно увидел своего отца.
Ярмила. Я берегла ребенка. Говорила ему, что его отец погиб в России, сражаясь с кровожадными большевиками. Неужели ему было лучше узнать, что он сын предателя чешского народа?