– И речи быть не может.
– Ну хотя бы взглянуть?
– Нам уже негде хранить книги. Впрочем, мы с Зигмусем договорились: каждый раз, когда кто-то из нас покупает новую книгу, мы избавляемся от одной старой.
– Так я же не предлагаю покупать.
– Нет.
Вторая попытка.
– Мама точно хотела, чтобы ты…
– Нет.
Третья попытка.
– Тут у нас есть кое-какие книги, кажется, они твои. Я хотел бы их вернуть. А может, ты хочешь еще что-нибудь? Какие-нибудь детективы?
– Я уже не читаю детективы.
Четвертая попытка. На мгновение блеснул луч надежды.
– Нам нужно избавиться от книг.
– А там есть что-нибудь о евреях, но чтобы без Холокоста?
– Хочешь Новый Завет?
Букинистический. Ищи, гугл, ищи.
«Вся Польша. Выгодные цены». Никто не берет трубку.
«Визит бесплатный. Экспресс-оценка. Наличные». Никто не берет трубку.
«Приезжаем. Покупаем». Кто-то берет трубку. Говорит, что не приезжают и не покупают.
Наконец удача.
– Мне нужно избавиться от части домашней библиотеки, – начинаю я, преодолевая искушение объяснить почему. Не буду я ни-чего объяснять. Я просто хочу, чтобы они рассеялись по миру. Рассыпались, как письма из банка, которые отец методично рвал на клочки. Битый кирпич. Органы для трансплантации.
– Мне нужно избавиться от книг. Их довольно много.
– Когда? – спрашивает букинист.
– В течение недели.
– Дальше можем не продолжать. Самое раннее – через две.
– Пусть будет через две. Много беллетристики. Романы девяностых. Хорошо изданы, – хитрю я, – издательство «Ребис»…
– Знаю.
– …есть еще четырехтомная научная энциклопедия, – добавляю, не упоминая, что энциклопедия вышла во время военного положения и у всех томов разные обложки.
– Это уже макулатура, сразу вам говорю.
– Еще есть разные сборники полезных советов.
На всякий случай обхожу молчанием «Питание при раке» – оно оказалось бесполезным.
– Макулатура.
– Словари?
– Макулатура.
Мне становится неловко за двухтомник Станиславского.
– Польская классика? – коварно допытывается букинист. – Сенкевич? Реймонт? Жеромский?
– Какое там, – вру. – Ну, может, немного Пруса.
– Макулатура! Ожешко – макулатура. Домбровская – макулатура. На такое я даже не смотрю.
Где-то на верхней полке стоят бедолаги – «Эмансипированные женщины», кусок «Фараона», остатки «Еженедельных хроник» Пруса.
Собрания сочинений всегда напоминают армию. Но теперь зеленая ткань протерлась, выцвела и испачкалась. Деморализованный разбитый отряд. «Береза, береза, веселой была ты, что ж грустные песни поешь ты солдату…» (9) Было время, стоял гвардейский полк Пушкина в темно-синем переплете. Остался только XIV том, по каким-то непонятным причинам не разделивший судьбу соратников.