В комнате стало душно. Лампочка бросала узкий свет на стол. Углы темнели.
Над кроватью Голубенького таинственно склонились: Джек Лондон в ковбойской шляпе и этажерка. Не поднимаясь, Голубенький протянул руку, достал О. Генри.
– Митя, – подошел Шаньгин. И он увидел О. Генри вверх ногами в руках Голубенького, – неожиданная развязка – говоря по-твоему…
– Развязка. Купим сапоги, – негромко повторил Шаньгин.
Зажглись фонари. Долетели звонки трамваев.
Чурынь-н-н-н-н-н-н-н-н-н-га. Чу-рынь-н-н-н-н-н-н-н-н-н-га. Согнув колени, Голубенький лежал лицом в стене. Книга над закрытыми глазами висела в руке.
– Одну пару на двоих, – говорил Шаньгин. Волосы ползли ему на глаза. Он встряхнул головой. – Будешь ходить на лекции по вечерам. Я на утренние, или как тебе удобнее.
В окна шел вечер.
– Завтра?
– Завтра.
Утром они пошли покупать сапоги. Шаньгин, в чужих валенках, в порыжевшей кожаной куртке, еле поспевал за длинными ногами Голубенького, в чужих штиблетах.
– Да! – вспомнил Шаньгин. – Получил повестку.
– Что же это за повестка? – спросил Голубенький.
– Понятно, из домпросвета, – засмеялся Шаньгин, – из библиотеки. Зажилил книги.
Проскочил автомобиль. Прошли «Ведьму». Над дверью мерцала непотушенная лампочка. «Папиросница от Моссельпрома», – прочли на афише.
– Библиотекарша из домпросвета, – засмеялся Шаньгин – Папиросница от Моссельпрома. Библиотекарша из домпросвета – тут же припомнилось. – Серая шапочка. Волосы светло-русые. Стоптанные каблучки… По лестницам и шкафам.
– Пьера Бенуа. Нет, – роется в книгах.
– Хотите «Борьбу и сердце» Молчанова.
– Стихи? – Шаньгин не любит стихов – Сердце… Тащите сюда сердце. – Смеется…
– Варя? – морщил лоб Шаньгин, – или Вера?
Варя. – Показалась вывеска «Скорохода»: нарисованы туфельки. Такие же точь-в-точь. Вспомнил. – Нет, Вера. А фамилия… как же ее фамилия?
– Шаньгин. Куда ж ты, – открыл Голубенький дверь «Скорохода».
Магазин блестел. Пахло кожей.
– Вам, – подскочил приказчик, – что угодно?
Сели на скамейку. Голубенький примерил «джимми» на грязный, рваный носок.
– Пожалуй, – размышлял над русскими сапогами Шаньгин, – взять эти.
Остановились на русских сапогах.
– Заверните, – попросил Шаньгин и обернулся к Голубенькому, – мне, понятно, они велики. Но тебе они в самый раз.
– Не возражаю…
Вышли. На улице потеплело. Брен – ногам.