Сама же устроилась рядом, чтобы в случае чего прийти ему на помощь. Но Сергий всё ощущал прикосновение её грудей и запах трав от её кожи и еле переборол себя.
– Фу-у… – выдохнул Сергий, отложив в сторону пустую миску с ложкой. – Ешь – потей, работай – зябни. Умаялся, будто лошадь на крышу втащил, ажник по спине потекло.
– Это просто ослаб ты сильно, – объяснила ему Поля. – Почитай скоро три недели, как толком не ел. Права боярыня, три-пять ложек куриного отвара – разве это еда для мужа? Это только чтобы с голоду не помер. От боярина, матушка твоя сказала, только полбоярина осталось. Глянешь в зерцало – сам себя, небось, не узнаешь, кожа да кости, а на лице одни глаза и есть. Уж наверно, не таким ты на рать-то уходил? Но раз всё миновало, теперь быстро наберёшь, что спустил. Ну, отдыхай, пойду посуду отнесу. Ещё что-нибудь хочешь? Может, узвару, квасу, молока или ещё чего?
– Нет, – выдохнул Сергий. – Если не лопну, то, может быть, усну. Больше ничего просто не влезет.
– Опустить тебя обратно?
– Нет, я так отдохну, отлежал уже всё на свете, а так, вроде как, сижу.
Поля молча кивнула ему и вышла. Сергий не успел соскучиться, как она вернулась.
– Ну чего? – спросила она. – Не спится?
– Пузо, как барабан, аж тяжко, да и мысли одолевают, не до сна. К тому же я выспался на славу, больше не лезет. Лучше ты про себя расскажи. Как живёшь? Что делаешь? Чего в жизни хочешь?
– Да рассказывать-то особо нечего. Живу в веси, Осинница называется, в семье кузнеца Назария. У него своих детей четверо, я, стало быть, пятая.
– Погоди, погоди… А почему в семье и что значит «своих»? Ты что, ему не родная, что ли?
– Не родная, – загрустила Поля. – Я дочь его друга, я ж ведь не Назаровна, а Прохоровна. Вот как более-менее обжилась, тут-то всё и выплыло в разговоре. Ну, ребята его тоже заинтересовалась, почему все Назаровичи, а я одна Прохоровна. Он нам и рассказал всё без утайки, про маму мою, отца и почему я у них оказалась, в конце концов, и роднёй назвалась. Но от своих детей ни он, ни матушка Анисья, жена его, меня не отличают. Работаем все дружно, но поскольку я старшая, то младшего, Николку, я нянькаю. Нянькала, – поправилась она. – Матушке Анисье помогала. В прошлом годе сватов ко мне засылали, мне жених не глянулся, так батюшка Назарий и настаивать не стал. «На своих я бы, может, и прикрикнул, – сказал он мне, – а тебя неволить не буду, решай сама, за кого замуж идти. Только век твой в невестах недолог будет, пересидишь – останешься старой девой или придётся идти за вдовца с дитями. Но смотри и думай сама, это твоя жизнь, а я твоему отцу по гроб жизни обязан, кабы не он…» – махнул рукой и ушёл. Так я до сих пор и не знаю, чем обязан, почему, сколько раз разговор об этом заходил, всегда кончался одинаково – замолкал, махал рукой и уходил. А я не настаиваю – не говорит, стало быть, рано ещё или и вовсе мне знать не надобно. Вот выйду замуж, – мечтательно улыбнулась она, – детей мужу нарожаю, и будем мы жить дружно. Чего ещё хотеть?