Вдруг ему захотелось взобраться на полуразвалившуюся крепостную стену. Порывы были не в его характере, но Лука все же перекинул повод через голову лошади, и Синьора недоуменно покосилась на него. Это не входило в привычный прогулочный ритуал. Он не стал привязывать ее, зная, что умная кобыла никуда не денется, и просто закрепил повод под стременами. Подошел к стене, выбрал подходящее место, глубоко вздохнул, сделал тренировочный взмах руками и полез наверх. Глубокие выбоины в кирпичной кладке облегчали задачу и вскоре стали видны верхушки деревьев, убегающие вниз. Еще через несколько кирпичных рядов перед ним открылся вид на пойму реки, спрятанную в толстоногих ивах. Заливные луга перемежались с островами полей, разделенных лесополосами. Справа за лесом белели хатки Тернавы, а далеко впереди дыбились лиловыми громадами Карпаты.
Лука взобрался на осыпающийся гребень и выпрямился, подставив лицо невысокому, но уже ощутимому солнцу. Не успел он насладиться теплыми прикосновениями, как что-то сдавило в груди. Дыхание перехватило, и он замер в тревожном ожидании, боясь пошевелиться. «Неужели сердце?» мелькнула мысль. И дальше подумалось растяжимо и бесстрастно: потерять сознание, упасть с высоты в этом заброшенном месте… В лучшем случае он переломает ноги, в худшем – шею. Синьора рано или поздно вернется домой, но одному богу известно, сколько его будут искать… Мысли текли, неповоротливые, словно реки времени, но каменная рука, сдавившая сердце, уже отпустила его. Болезненные ощущения в груди исчезли, оставив после себя странное предчувствие.
Случилось что-то непоправимое.
Да, именно так. Что-то случилось или должно случиться, вертелось в голове, ударяясь о холодные стенки. Нет, что-то уже произошло, обрушилось, как извержение вулкана, полного раскаленной лавы, или как цунами, несущее к берегу смерть и разрушение. В душе поселилась уверенность, тонкая и прочная, как леска, и накатила тоска, такая тоска… Он попытался отбросить предчувствие, как привык отбрасывать непродуктивные ненужные мысли, и с удивлением обнаружил, что это невозможно. Леска была продета в иглу, которая ныла под ключицей, и Луку охватило муторное, липкое беспокойство. Случилось что-то нехорошее – теперь он был абсолютно уверен в этом. Тоска сменилась чувством опасности, этим проклятым ветерком, что проносится над ухом и заставляет мозг отдавать приказы в обход сознания. Особенность улавливать подобные токи развилась у него еще на войне, и не раз спасала в непростых ситуациях. Те, кто не обладал такой способностью, как правило возвращались домой в свинцовых ящиках.