Заходим в него, и я понимаю, почему погибла власть Советов. Магазин был самый завалящий, контингент покупателей – девушки с Пляс Пигаль. (Одна из них, чёрная, как Багира, как раз швыряла в корзинку сыр. Жена на неё чуть не бросилась – так стало обидно за фривольное обращение с дефицитом). А вот такого набора продуктов я не видел даже в спецраспределителе на площади Дзержинского, куда нам иногда доставал пропуск отец подруги жены, работавший в Моссовете. По суровой правде, выходило, что проститутки в Париже питаются лучше, чем партийная номенклатура.
У жены тоже чувства притупились, как говорил известный персонаж по поводу стола у бандитов: «Мне на твоё изобилие смотреть больно!». Я попытался, пользуясь её временной неадекватностью в восприятии мира, прикупить бутылочку пивка, однако это мгновенно вывело её из ступора, и попытка пропить франки была пресечена.
Ну, в общем, и правильно. Поскольку, когда я второй раз попал в Париж уже без любимой казначейши, попытка пропить удалась, с неприятным конфузом на финише. А дело было так. Накануне нашего отбытия к тонким колоскам на родных полях мы с приятелем решили посетить ресторан «Максим». Надо сказать, что внешне впечатления он не произвёл – к тому времени у нас были и покруче места. Действительно, что можно ожидать от ресторана, названого в честь пулемёта? Однако я углядел в меню вино выпуска 1926 года. «Давай, – говорю, – попробуем! Может, на родине завтра снова революция при такой-то власти случится – опять придётся “Плодово-ягодное” пить». Заказываем. Официант бормочет что-то и исчезает. Через некоторое время появляется солидный дядька – видимо, начальник ихний и спрашивает: «Вы точно хотите это вино?». Друг (он по-французски понимал достаточно, чтобы выпить суметь) отвечает, что да, конечно! Метрдотель аккуратно спрашивает: «Вас цена не смущает?». Тут уже я вскинулся, хотя, честно говоря, на цену забыл посмотреть: «Мы что, похожи на бомжей?». – «Да нет. Пока». Сами понимаете, что при такой диспозиции отказаться от заказа без ущерба для престижа России было невозможно. Начальник над винами удаляется и появляется вновь с какой-то грязной поллитровкой, причём несёт её по залу, как святой грааль, а все присутствующие поворачивают головы и смотрят на нас с сочувствием. Ставит её на стол, откупоривает, тяжело вздыхает, просит нашу кредитку и удаляется. Приятель мой, конечно, не преминул тут же нацарапать на пыли, покрывающей сосуд, неприличное слово из трёх букв.