‒ Странно, ‒ говорит, ‒ вроде приличный гражданин, в очках, «Не забуду мать родную!», похоже, нигде на теле не видать, а печатями интересуешься. Ты, случаем, не решил ли карьеру мошенника на доверии начать? Очень не советую!
‒ Не, – чистосердечно признаюсь, – я тут банк открываю.
‒ Вот-вот, именно, очень не советую. Впрочем, если ты всерьёз решил сюда зачастить, вон туда тебе, за угол. Да не лезь ты на охраняемую территорию, ещё успеешь попасть! Выйди наружу – и в переулок, налево. Заодно узнаешь, где передачи в СИЗО передавать. Жена-то ‒ есть? Ну давай, до скорого!
Завернул я за угол, прошёл мимо небольшой толпы женщин с серьёзными лицами и сумками в руках, толкущимися возле мрачного вида двери. Попадались, впрочем, и граждане делового вида. Как я выяснил позднее, эти предлагали разнообразные платные услуги, пользующиеся спросом в изоляторе временного содержания. Например, устройство в малонаселённую камеру (в обычной спали по очереди – нар не хватало), снабжение сидельца мобильным телефоном (это особенно прибыльная услуга, поскольку при каждом обыске в камере телефон отбирался, а потом возвращался через тех же лиц, опять же за деньги). А самое главное: за 500 долларов в месяц (цены 2003 года, тогдашними я легкомысленно не поинтересовался) тебя в камере никто не обижал. (Ой, про мобильник-то я соврал! Тогда их ещё не было. А, впрочем, году к 2000-му всё это всё равно стало правдой).
При виде этой подкладки жизни я, не скрою, забеспокоился, но терять лицо перед отцом, понятно, было невозможно, и я проследовал к следующей мрачной двери, на которой висел клочок грязной бумажки, где от руки было накарябано («написано» – сказать не позволяет социалистический реализм. Кто не знает: был такой литературный стиль, которого стараюсь всемерно придерживаться): «Утверждение макетов печатей».
Захожу, руки, на всякий случай, держу за спиной. В кино видел: вроде так посторонние в коридорах Петровки передвигаются. Осмотрелся, конвоя вроде не наблюдается, сидят две женщины приличного и замученного вида, что для того времени было синонимами, с папками и сумками на коленях. У одной из кошёлки торчит кусок обгрызенного батона, а у другой – початая бутылка кефира. (Давно видно сидят). В углу притаился мужик – постарше меня – лицо унылое. Над окошечком в конце коридора объявление, не буду врать, соцреализм всё-таки, напечатанное на машинке: «Эскиз печати, подаваемой на утверждение». Мама дорогая! Вот это чертёж! Тушью, с простановкой размеров по всем правилам инженерного искусства, указанием вида шрифтов согласно ГОСТу 2.304-81, размеров полей. Отдельное место указано для подписей, причём расшифровка подписи челобитчика должна быть выполнена строго (здесь это слово звучало как-то по-особенному задушевно) по тому же государственному стандарту. Как сейчас перед глазами стоит это нетленное произведение.