В назначенный день и час прибываем по указанному адресу. Через КПП нас проводят в кабинет, в стиле «сталинский ампир». За столом сидит мужичище – Святогор (в пиджак можно нас с отцом запихнуть и ещё место для остальной семьи останется). Ничего не говоря, указывает на стулья – садитесь, мол. Минуту-две отец и Святогор молча друг на друга смотрят. Со стороны оба руководителя очень напоминают кавказскую овчарку и бультерьера, еще не решивших, завилять хвостами или начать кушать друг друга. Я с нетерпением жду начала обсуждения перспектив моего обогащения. Тут богатырь всея ВПК встаёт и изрекает: «Про-о-шу!». Мы следуем за ним в заднюю комнату. Там уже накрыт стол по всем правилам рабоче-крестьянского комсостава: огурчики, селёдочка – домашние, и самая что ни на есть дешёвая водка. В полном молчании наполняются стаканы.
‒ Во славу русского оружия – до дна!
Отец выпил, глазом не моргнул, я обмишурился – закашлялся.
Стаканы мгновенно наполняются снова. Хозяин молча взирает на отца, явно ожидая ответного тоста. Интенсивность разговора ясно показывает, что оба крепко помнят: «Болтун – находка для шпиона».
‒ Как я понимаю, – говорит наконец батя, поднимая стакан, – я его (кивок в мою сторону) пропил!
Эпизод второй. Горькое похмелье и мудрые советы
«Не кручинься и не хнычь!
Есть печали и опричь!»
Л. Филатов. «Про Федота-стрельца, удалого молодца»
Наутро, слегка протрезвев, я отправился в Секретный банк, расположенный в здании Секретного же министерства, принимать дела у бывшего председателя правления. Шикарное помещение! Три комнаты, малонаселённые. Правда, проникнуть в эти хоромы клиенту банка абсолютно невозможно: что вы хотите – режим секретности. Но, может быть, уполномоченному банку клиенты и не нужны? Затыривать-то и прятать валюту лучше именно в режиме секретности. Трутни, я слышал, вообще из улья не вылезают, им и там хорошо. Однако беседа с моим предшественником на героической «валютно-капустной» вахте вскрыла некоторые обстоятельства, перекрасившие стены уполномоченного банка из радужных в багровые тона.
Первое.
Уставной капитал существовал исключительно в приказе министра. На деле, взносы сделали только два личных друга председателя правления, которые собирались их забрать обратно практически синхронно с его уходом. (Мелочь, вытрясенная из отдельных заводов, не в счёт, поскольку её не хватало даже на четверть требуемого по закону капитала).