Второй только шагу прибавил. Он двигался так стремительно и так неуклюже, что казалось, сейчас отбросит притворство, припадет на руки и побежит чёрным волком.
Прикрывая женщин спиной, его бег заступил Молокосос.
Неотрывно смотрел в две пары глаз несущейся на него смерти.
Парнишка зачем-то ухватился за пояс и бестолково крутил бедрами.
Да что же он делает такое
Никак не справится с тесаком. Лезвие застряло в ножнах и не поддавалось.
Человеко-волк на последнем – самом широком – шаге оторвался от земли и полетел на Молокососа, замахиваясь обоими топорами.
Бросив бессмысленные попытки, его противник выставил вперед плечо и инстинктивно закрылся рукой.
Послышался новый выстрел.
Девушка услыхала, как пуля шмякнулась в мягкое, высекая алые брызги.
Два тела соединились в клубок и покатились, хлюпая грязью.
От скалы неслись Хозяин и Кобура. Из хвоста обоза появились остальные охранники.
И где только носило
Но быстрее всех подползла к побоищу девушка.
Она угодила рукой во что-то теплое, осклизлое. И увидела отрубленные пальцы Молокососа.
В ужасе она посмотрела в сторону.
Человеко-волк лежал на нем, тяжело дыша. Правая рука Молокососа, окровавленная, лишенная пальцев, судорожными движениями тщилась схватить в охапку волчий мех. И оттого заставляла всё тело непроизвольно вздрагивать. Даже придавленное сопящей мохнатой тушей.
Бедняга никак не мог сообразить, что его рука искалечена.
Над девушкой нависли тени. Сквозь бормотание человеко-зверя она услышала смешливый голос Кобуры:
– Кончай уже с ним обниматься.
Мужчина поддел ботинком умирающего дикаря и отбросил на спину.
Рассеченное по диагонали лицо Молокососа уставилось в небо единственным уцелевшим глазом. Его грудь вздымалась и опускалась в судорогах агонии.
#1
Человеко-волк перевалился на бок, чтобы рассмотреть душегубов. Тяжело и дробно дышал, словно боялся вместе с выдохом испустить дух. Но всё подхватывал его в последний миг и возвращал в умирающее тело.
Родные горы обступили его равнодушным кольцом. И только хмурились бровями туч, ничего не предпринимая.
Кобура навис над Молокососом и разглядывал его рассеченное лицо. В глазах обоих застыла укоризна. Только в мальчишкиных еще теплилось предзакатное солнце. А вот мужчина стоял затылком к его бледному отсвету; возвращенный омертвевшим взглядом, он сгущался в его зрачках столь же бледной тенью.