– Уведите!
Потерпевшего увели, и я снова остался в кабинете один. На окнах были решётки, и побега они не боялись. Да и куда бежать? ОВД обнесено высоким забором, у ворот охрана, руки в наручниках. Этот вариант я даже не рассматривал.
Вскоре за мной пришли и повели по лестнице на второй этаж в оперчасть. Завели в кабинет, где сидело три нагловато ухмылявшихся опера. Посадили на стул.
– Ну, давай, рассказывай. Где был в пять часов дня? – опер за столом пристально смотрел на меня. – Расскажешь всё как есть, пойдёшь домой.
Я начал рассказывать заранее обговорённую историю о том, как с друзьями гулял в парке Кузьминки. Из парка мы поехали на метро до своей станции, а оттуда на автобусе до района, где и были задержаны. Опер не торопился записывать.
– Ну что, не хочешь по-хорошему, будем по-плохому! – сказал он, и все трое двинулись в мою сторону. Как потом выяснилось, один из подельников сказал, что из Кузьминок мы шли пешком, а другой, что сразу доехали на автобусе. Идиоты.
Втроём опера завалили меня на стол, и самый здоровый боров весом от ста килограмм, сел мне на спину. После того как он укрепился у меня на спине своей жирной задницей, мне начали отбивать почки. Временами опера сменяли друг друга, нанося мне удары в разные части тела, стараясь попадать по органам. В соседнем кабинете орал от боли Шульцген, которого били дверью. Били с небольшими паузами, во время которых снова сажали на стул и требовали признание. В ответ на отказ пытки возобновляли. В один из таких моментов, когда я «отдыхал» на стуле, в кабинет ворвался мужчина кавказской внешности, как потом выяснилось, начальник оперчасти.
– Что, бандиты? – вопросил он.
Получив от оперов утвердительный ответ, он нанёс мне удар ногой в лицо, от которого я слетел со стула, и ретировался из кабинета.
Били нас всю ночь. Часам к шести утра мне принесли показания подельников с полным раскладом5, помимо которого они ещё приписали на себя такие детали, каких на самом деле и не было. Я понял, что всё потеряно, и пошёл в сознанку6.
Делюга
В день ареста мне нужно было получить пособие по безработице. Будучи несовершеннолетним, я бросил учёбу и почти не работал. В груди горел огонь, и в силу возраста я не видел другого пути борьбы с творившейся вокруг, на мой взгляд, несправедливостью, кроме старого доброго уличного насилия.