* * *
Утро выдалось солнечное. Нежные облака неторопливо плыли по безукоризненно синему небу, ветерок играл с верхушками тополей, купающихся в теплых лучах солнца. Райскую картину дополняла соловьиная трель – заботливый самец ублажал слух своей подруги где-то поблизости, пока та плела гнездо в кустах под балконом.
В такое утро спать совсем не хотелось. Эрик чувствовал себя бодрым и отдохнувшим, если не считать легкой головной боли. Откинув одеяло, он резво встал, выгнулся дугой. Кости затрещали, мышцы и сухожилья натянулись, убыстряя ток крови.
– Где шлялся опять? – раздалось из-за спины.
Эрик обернулся к жене, широко и с волчьим завыванием зевнул, почесался.
– Тебе не все равно? – небрежно бросил в ответ.
– Может, и нет.
– Да неужели? Ты ж вчера сказала, что уходишь от меня?
– Но ведь не ушла еще!
Эрик тяжело вздохнул, выглянул в окно. Соловей запел еще заливистее, настойчиво требуя внимания.
– Сандра, не порти такое славное утро, а? Посмотри в окно, благодать же!
Оставив жену наслаждаться прекрасным видом из окна пятого этажа, он направился в ванную. Холодный душ взбодрил, а чашка горячего кофе сняла остатки чугунной тяжести в голове от прокуренной кухни Магнуса, его коллеги и товарища, с которым они частенько проводили вечера, – а то и ночи, как, например, вчера – в беседах, спорах и прочем философствовании. Теперь, когда отношения с женой стали хуже некуда, Эрик старался проводить у друга столько времени, сколько позволяли запасы печенья и кофе – и элементарное приличие. К счастью, Магнус жил один и на соблюдении приличий не настаивал.
В это утро Сандра решила обидеться всерьез, и завтрак прошел в молчании. А потому появилась возможность отпустить мысли в свободное плавание, перебрать в памяти все, что собирался сделать в этот прекрасный летний день, и спланировать рабочие задачи.
Но благодатная тишина не может длиться вечно, не стоит и рассчитывать.
– Эрик, я так больше не могу!
Он заморгал, с трудом отвлекаясь от раздумий, посмотрел на жену:
– Чего?
– Да ничего! Не могу я так жить! – Сандра резко опустила чашку, стукнув донышком о стол. Кофе выплеснулось, темно-коричневые струйки побежали по фарфору, собравшись в лужицу.
– Значит, ты решила умереть? – серьезно поинтересовался Эрик.
Несколько секунд она молчала, ошарашенная услышанным, потом раздраженно воскликнула: