Собственно, Военно-просветительское управление
русского Министерства информации издавало в Восточной Фракии даже
отдельные газеты на разных языках для военнопленных, в которых
информировало своих пленников о событиях в России, мире и в, как
они выражались, Ромее. Сообщалось о ситуации на фронтах, о
реформах, которые устроил Царь Михаил, рассказывалось об этих их
«Служении» и «Освобождении», и обо всем таком
прочем.
И
если ко всякого рода идеологическим потугам русских адмирал
относился с предельной иронией, то вот сообщения с фронтов он читал
очень внимательно, поскольку, первоначальный скепсис относительно
правдивости сообщаемых в газетах новостей, довольно быстро
пошатнулся, когда Сушон увидел подтверждения в западной и
нейтральной прессе, да и сами германские газеты между строк
нет-нет, да и подтверждали сообщения русских.
А как
иначе отнестись к новости о том, что российские линкоры обстреляли
Данциг? Пусть и описано все предельно героически, но сам факт – как
образом? Как они прошли мимо германского флота Балтийского
моря?
Впрочем, русские не только сразу сообщили
военнопленным о своей грандиозной победе, но и привезли в лагерь
множество фотографий хорошего качества, в которых без труда можно
было видеть тонущие немецкие линкоры и крейсера, как пылают
транспорты, как над «Гроссер Курфюрстом» реет российский
военно-морской флаг.
Эта
новость просто ошеломила всех в лагере. Особенно переживали бывшие
моряки «Гебена» и «Бреслау», хотя на лицах многих адмирал отмечал и
облегчение. Некоторые даже прямо говорили, что уж теперь-то с них
вряд ли спросят за потерянные корабли, если уж русские разгромили
целый германский флот на Балтике.
Разумеется, Сушон жестко пресекал подобные разговоры,
но что делать с самим фактом разгрома? И если разгром Османской
империи можно было списать на предательство Болгарии и на прочее
стечение обстоятельств, то как быть с Моонзундом? И, вообще,
адмирал долго был уверен в том, что Генштаб в Берлине обязательно
накажет русских, которые увязли на юге и нанесет удар на Восточном
фронте. Но ничего такого не произошло! Или Моонзунд и был таким
ударом? Тогда дела Фатерлянда совсем плохи.
Сушон
тяжело вздохнул. Тут он заметил русского подполковника с немецкой
фамилией Мейендорф, который шел к его палатке по «проспекту», как
они именовали главный проход в лагере.