– Поняла. Сестра Агата.
Матушка Ефросинья удовлетворенно вздохнула – втянула колкий воздух и медленно выпустила его из груди: белая нить пара взвилась вверх, легла на ивовые ветви.
– Хорошо… – проговорила сухо. – Пойдем. Сегодня начнется твое послушание. Первое время – самое сложное. По нему пойму, можно ли спасти душу твою, очистить…
– А что, бывает, что нельзя? – Карина старалась не отставать.
Ефросинья замедлила шаг, посмотрела с издевкой:
– Неужто думала, что дьявол так просто от паствы своей откажется?
– Дьявол? – Карина нахмурилась, не понимая. В голове снова мелькнула мысль, что ее с кем-то спутали. – Я вроде ничего такого не делала…
Ефросинья усмехнулась:
– Не делала, говоришь? Отца с матерью ослушалась, в блуде живешь, лицедейством занимаешься: что ж это как не дьявольские проделки?
Девушка стыдливо промолчала. Матушка заговорила строго:
– Это оно только кажется, что живешь как все, значит, не грешишь. А только не замечаешь, что город погряз в грехе и во блуде, как Содом и Гоморра. Все, все прогнило. Даже дети, агнцы Божии, и те с мальства́ к бесовским гаджетам привыкшие… Дьявольские игрища будут править миром до тех пор, пока небеса не разверзнутся и не поглотят эту обитель греха.
– Но… – Карина была готова вступить в привычный спор на тему цифровизации и компьютерных технологий, когда Ефросинья резко остановилась. Ее лицо будто потемнело, плотно сомкнутые губы почернели от злости, глаза горели. Подняв вверх указательный палец, женщина прошипела:
– Не упорствуй в грехе своем, не спорь! Ибо только на пороге исправления ты, еще одно слово, и отправлю как есть, восвояси! Тут Божье место, блудницам и грешницам не место здесь. А уговаривать и стеречь тебя никто не станет. Не хочешь, силы в душе не увидишь, возвращайся назад, в свой вертеп!
Она застыла, словно вмерзла в черную землю. Карина смотрела на нее, словно завороженная.
– Вижу, вижу, матушка. Я понять хочу. Одуматься. Отдышаться… – При этих словах глаза матушки Ефросиньи чуть потеплели. – Я не просто так сюда приехала, и, не разобравшись, домой не вернусь!
– Смотри… Замечу прежнее в речах или взгляде, от скита отлучу. Так и знай.
– Хорошо, матушка Ефросинья, я поняла…
Они двинулись вперед и скоро вышли из леска.
Перед Кариной открылся вид на небольшой поселок на пригорке: отсюда были видны пять или шесть срубов, обнесенных забором. За ними, чуть в стороне, на соседнем холме – черная после пожара церквушка.