– Ассолька, слышь, тащи термос свой! Налью кипяточку, а то окочуришься еще!
Катька стала выпивать. Как говорила, «для сугреву». Грей лаял, не любил пьяных, а она плакала, обнимала его, и так они, порой, и засыпали.
А однажды они проснулись ночью от громких звуков. Девчоночий тонкий голос плакал, кричал, просил отпустить, а мужской грубый голос требовал что-то отдать и не ломаться.
Грей выскочил из-за остановки, залаял, а следом за ним и Катька поспела: в куче намотанных на себя вещей, в валенках и большом, не по росту, пальто она была похожа на неуклюжую гору. Размахивая сумкой, в которой чего только не было, включая термос, она бросилась на мужика, даже не разбираясь, что там у них произошло. Завязалась потасовка, мужик пытался кинуться на Катьку, но на его пути все время попадался Грей, и все, что ему оставалось ― это пинать обоих ногами. Зато девчонке удалось сбежать.
Тут уже стали зажигаться окна в соседнем доме, из круглосуточного ларька высунулась заспанная продавщица, а вскоре послышался звук сирены полицейской машины.
Прибывшие патрульные забрали всех в отделение, даже Грея, потому что Катька вцепилась в него так, что пальцы разжать не смогли. Это называлось «для выяснения обстоятельств», хотя кто ж поверит сумасшедшей бомжихе! Девонька сбежала, а других свидетелей особо и не нашлось.
У Грея сильно болело что-то внутри, мужик успел знатно пнуть его несколько раз, но пес думал только о том, что хотя бы сегодня они поспят в тепле. Он жалобно поскуливал во сне, а Катька молча плакала, даже не вытирая стекающих за шиворот слез.
А утром они проснулись от цокота каблуков по ту сторону решетки. Следом за этими резвыми каблучками кто-то явно не успевал, пыхтел и громким басом просил: «Подожди деда, торопыга!»
Потом щелкнул замок, и в камеру вошли вчерашняя девушка, небольшого роста бородатый дед в джинсах и шубе до пят да заспанный лейтенант.
– Хо-хо! ― хохотнул дед, оглядев с головы до ног колоритную парочку. ― Так вот вы какие, оказывается, спасатели! Грей с Ассолью!
Девушка недоуменно воззрилась на деда, а тот подошел к ним поближе. Он посмотрел по очереди им в глаза, положил одну руку на голову Грея, а вторую ― на Катькину и сказал:
– И писем не писали, и до Нового года еще две недели… Ну да ладно, значит, так тому и быть!