Мы закивали.
– Значит, у этой истории нет прямого продолжения. Я так и не узнал, кто мой настоящий отец. Я не знаю, умерли ли мои приёмные родители или до сих пор здравствуют. Не знаю, что сталось с девочкой, в которую я был влюблён в двенадцать лет. Эта часть моей жизни осталась позади, пришла совершенно новая. Да, моя личная история не закончена – я продолжаю жить, думать, узнавать новое. Но история меня-в-доме-родителей закончилась, правда?
Мы молчали.
– А теперь представьте себе, что я вернулся в дом родителей через два дня, голодный и оборванный. Что это значит?
– Что история продолжается, – ответил Фил.
– Да. Каждая история может быть законченной и незаконченной, и это будет одна и та же история. Смотря что остаётся за скобками.
Проводник отхлебнул чаю из термокружки.
– А теперь… Яшка, расскажи свою историю.
– Я?
Яшка был рубахой-парнем, простым и честным. Он плохо связывал слова и порой не мог объяснить даже самой простой вещи, перемежая речь заиканием и мычанием.
– Ты. Ты можешь, я знаю.
Я улыбнулся. Почему-то мне стало смешно. Проводник этого не заметил.
– Я… Ну, я… Яшка я…
Спасибо, Яшка, мы знаем, подумал я.
– Я… э-э-э…
– Начни с реки, – подсказал Проводник. – Ты помнишь, как первый раз ловил рыбу?
Яшка смотрел вниз, на его лбу появилась складка, свидетельствовавшая о напряжённых раздумьях.
– Помнишь?
Я не могу объяснить, как это звучало. Проводник не требовал, не просил, он даже не спрашивал. Он как будто подталкивал Яшку, идущего в гору, уставшего, помогал ему подниматься дальше. При этом Яшка не чувствовал касания его рук – просто идти ему становилось всё легче и легче. Мне на ум пришло ещё одно сравнение – будто сначала Яшка нёс три мешка муки, а затем Проводник снял их один за другим вот этим простым «помнишь».
– Расскажи нам.
И Яшка заговорил.
– Да… помню.
Он говорил неуверенно, как безногий, внезапно обретший возможность ходить. Но с каждым словом речь его крепла, становилась плавнее.
– Я… мы с отцом вышли в море. Брат остался… остался на берегу. Он стоял и смотрел, а мы, мы ему махали. И он махал нам. А потом он пошёл домой, мать ждала. Отец забросил невод, у нас был закидной невод, не самодельный, а покупной. Отец его заказывал у кого-то. И сказал мне: ты должен почувствовать… понять, да, понять. Вот рыба, вот она идёт. Как поймёшь, тяни. И там же не одна рыба. Надо же почувствовать, как весь невод заполнится, а потом к берегу, притонить. А я совсем не умел. Чую, дёргается, говорю: отец, идёт. А он такой: нет, не идёт, жди. А ждать-то долго было, несколько минут. Мне не терпелось. Отец клал свою руку поверх моей и говорил: рано, рано. А потом: пора. И я тянул, а он правил лодку к берегу.