В соседний город, в роддом с реанимацией для новорожденных, меня повезли уже на «Скорой». Воды отошли не полностью, и мне предложили подождать, понаблюдать за состоянием ребенка. Ведь на таком сроке каждый день, прожитый в животе мамы, куда лучше для его физического и психического здоровья, чем преждевременное рождение.
Десять дней я пролежала в палате, стараясь не делать лишних движений, – лишь бы не отходили воды. Иногда плакала – больничная атмосфера была тревожно-унылой, но изо всех сил заставляла себя верить в благоприятный исход событий. В роддоме я пыталась найти информацию о причинах преждевременных родов: беседовала с врачами, читала статьи в Интернете, благо тут был Wi-Fi. Мне хотелось разобраться, что со мной не так. Всегда, в любых ситуациях я стремлюсь описывать происходящее через причинно-следственные связи. Это помогает понять, где искать сбой, и главное – как избежать проблем в дальнейшем. Но если днем я еще держалась, то ближе к ночи в голове крутились мысли, которые не давали уснуть: «Почему именно я? Почему именно со мной? ЗА ЧТО МНЕ ЭТО?!» В итоге желание разобраться в своей жизни привело меня к новым взглядам на мир и себя.
Воды подтекали, к тому же заканчивалось действие препаратов, которые врачи ввели для сдерживания родовой деятельности, а значит, в любой момент могли начаться схватки. К исходу десятого дня все и произошло: на тридцать четвертой неделе беременности я родила здорового малыша – здорового в той степени, при которой младенцев оставляют в палате с мамами. Реанимации не потребовалось, но шустрый Артемий (мы не случайно выбрали имя – в переводе с греческого Артемий означает «безупречно здоровый») начал желтеть. Ему назначили сеансы фототерапевтического облучения, помогающие бороться с желтушкой новорожденных. У моего первого сына такой проблемы не было, но я воспринимала это как сущую мелочь. Подумаешь, желтушка – не самое страшное, что может случиться с ребенком, родившимся раньше срока! Я считала сына совершенно здоровым. Но четкого понимания слова «здоровье» у меня тогда не было.
В роддоме мы не задержались: мужу нужно было выходить на работу (еще одна проблема в нашем слоеном пироге жизненных трудностей). Отпуск, пусть даже за свой счет, ему не разрешили продлить – он и так просидел дома со старшим сыном все две недели моей роддомовской жизни. Самочувствие у нас с Темой было хорошее, только желтушка никак не отступала: забегая вперед, держалась месяца два-три. Потом к ней прибавилась аллергия – появилась сыпь на лице и на сгибе ножек-ручек. Мое восприятие тогда сводилось к одному: «Понятно, ведь он родился раньше срока». Позже я поняла, что такое объяснение тормозило развитие ребенка и процесс его исцеления. Однако нет худа без добра: первые месяцы жизни моего младшего сына помогли мне начать новый этап жизни – изменить ее настолько, что сейчас я благодарна этому толчку, который, признаться, воспринимала как удар в спину.