Эфа улыбнулась и распахнула двери.
Старуха с длинным ножом, метнувшаяся к ней, как бешеная кошка, была просто нелепа.
Эфа аккуратно перехватила сухую жилистую руку. Вывернула. Нож с глухим стуком упал на закрытый коврами пол. Хрупкий старушечий позвоночник хрустнул о подставленное колено.
Забавная бабка. Вот, значит, какая она, одиннадцатая жена. А где пацан?
Мальчишка обнаружился под грудой одеял и подушек. Он лежал, свернувшись в комок, и дрожал от страха. Что ж, это было понятно. В три года ты можешь либо дрожать, либо рыдать от ужаса и пачкать штаны. А сердце у щенка, наверное, вкусное. Эфа покачала на ладони длинный узкий кинжал. Задумчиво посмотрела в черные, полные ужаса глаза мальчишки. Развернулась и вышла из комнаты.
В помещении для наложниц она вспорола грудь первой убитой ею девочки. Вырезала сердце. Побрела дальше, откусывая от сочащейся кровью добычи, как от персика. За городской стеной ее ждали. Верные люди. И верные кони. Она не сделала того, зачем пришла сюда. Что ж, пусть это сделает кто-нибудь другой. А сейчас нужен последний, обязательный штрих.
С сожаление проглотив последний кусок, Эфа облизала пальцы, разыскала чистый лист хорошей сипангской бумаги, чернильницу и стило. Приятно, когда хозяин дома не чужд грамоте и все необходимое хранит под рукой.
Вязь букв бежала по бумаге. Узорчатая, вычурная вязь. Буковки цеплялись одна за другую, извивали хвосты, протягивали соседкам ручки-закорючки, но хоть убей не получались они такими, как должно. Прихотливые извивы словно разрубались летящими прямыми. Эфа давно отчаялась научить собственные руки каноническому письму. Читается – и ладно.
Она присыпала бумагу песком. Дала высохнуть. Встряхнула. Перечитала:
«Слишком много женщин. Слишком мало охраны. Скучно. Я приду в другой раз. Берегите щенка».
Покривила губы. Снова макнула перо в чернильницу и вывела, на сей раз не принуждая руку вырисовывать заковыристые буковки. Вывела, как высекла саблей по мягкой глине, на языке, здесь неведомом: EFA.
Язык-то неведом, а вот это короткое слово было известно многим.
Уже ребячась, она сложила лист. Прошла в спальню хозяина. Сунула записку в зубы мертвецу и аккуратно подвязала ему челюсть. Веселиться так веселиться. Все неприятности будут потом!
И все-таки почему же она не убила этого сопляка?