– Ты проходи, проходи, – приглашал хозяин, открыв передо мною низенькую дверь с порогом высоким, так, что, переступая, да чтоб голову уберечь от притолоки, чуть не вдвое мне пришлось склониться – то-то батюшка Домовой потешился невольным уважением путника захожего. Впрочем, сам хозяин покрупнее моего был, протиснулся и вовсе уж с поднатужкой, привычною, однако.
Чадящая, изгорающая в светце лучина, едва рассеивала сумрак вкруг себя, вот-вот грозилась уже упасть в корытце с водой дотлевающим угольком. Хозяин, взявши из печурки, затеплил, зажёгши от неё, две-три, закрепив их в лучиннике, и взору моему предстала вся небогатая обстановка. Невелика избушка, с полом земляным, рублена как бы не наспех – дерево сырое, от тепла печного соком янтарным брёвна сочатся, мох в пазах… ну, мох – он то высохнет, то сызнова отсыреет, – абы ветер в щели не задувал.
Лавки, как и положено, по стенам, стол длинный, на семью большую, и приставные лавки узкие под столешницу сдвинуты. От лежанки печной до противустоящей стены – полати, завескою куцею задёрнуты, и край одеяльца тонкого лоскутного свисает. А с-под полатей, с лавки, уже за длинной завесью, из-под тулупа – хриплое дрожкое дыхание.
– Баушка, – углядел хозяин мой вопрос, – хворает баушка… Все на тот край побёгли, бахаря слушать. Тоже забрёл сёдни. Ну, ровно деревушка наша при широкой дороге стоит: тот с одной стороны, этот с другой…
– Ктой там? – послышалось из-под полатей, оборвав хрипы, голосом низким да густым, что, не упреждён, – ошибся бы, мол, дед там.
– И к нам гость пожаловал, – откликнулся хозяин. – Путник с мари на дымок зашёл.
– С мари? – тёмная рука высунулась, отдёрнула край завески, потом там повозились, из-под тулупа выбрались ноги в толстых вязаных паголенках и поршнях и голова, обмотанная ветхим повойником. Тусклые слепые глаза неживо уставились куда-то за пределы и стен, и леса за стенами, и, казалось, за дальние облака, пухнувшие над лесом там, за марями, за ручьями и реками…
Сын, внук ли старухи кинулся, подушку от изголовья за спину ей переложил, завеску сдвинул на верёвочке подале. А баушка только махнула рукой, густым своим голосом повелела:
– Ты ступай, ступай давай, баньку гостю взгрей, бо сколь дён в пути он…