Его раны её совершенно не смутили, равно как высокий рост и комплекция. На его фоне Берестова казалась девочкой из средней школы.
– На минуту по нужде отошёл… – начал было оправдываться Некрасов (он был младше по званию и уважал табель о рангах).
– Откуда этот тип взялся!?
– Что с шефом? – перебил её Ольгин.
– Жив… вроде, – ответила Инга, с трудом заставив себя сбавить тон и сама удивляясь этой внезапной вспышке. Совершенно не в её стиле! – Звони нашим.
Она окинула взглядом израненного Данилу и фыркнула.
– По нужде… Прикройся! – и бесцеремонно ткнула его пальцем в пояс.
Данила сообразил, о чём она, спешно отвернулся, застегнул ширинку и затянул ремень.
– Пошли наверх, надо твою рожу обработать, – скомандовала Инга. Ей было ничуть не жаль Некрасова – сам виноват, но хотелось поскорее узнать, что с Сокольским.
…В 3 часа утра на этаже горел свет, по коридору рассредоточились суровые дяди в форменной одежде. Матвей Киппари, аналитик особой группы УВР ФСБ, придирчиво покосился на двоих молодцов у входа в палату, но выдачу ЦУ оставил «на потом» и толкнул двери.
Потомок финнов-ингерманландцев, коренастый блондин с окладистой бородкой и светло-серыми глазами, Мотя в своё время был одним из лучших оперативников, но после женитьбы перешёл в аналитики. Опыта у него хватало на двоих, и не стань Сокольский начальником группы – занял бы это место по праву. Матвей не завидовал. В руководители он никогда не рвался, а с Сокольским его связывали десять лет конструктивной совместной работы. Мотя вполне мог сказать: «Под пули вместе ходили». Несмотря на лёгкий, уживчивый характер, за шефа и друга Киппари готов был любого порвать в клочки.
– Как себя чувствуешь, Игорёк? – спросил он, взгромоздив сумку с верным другом-ноутбуком на подоконник и подсаживаясь на стул возле кровати.
Сокольский отсутствующим взглядом посмотрел на Мотю.
– Хотелось бы лучше, – честно признал он.
Киппари поразглядывал его, кусая ус. Обычно живые, внимательные глаза Сокольского, сейчас прятались, полускрытые потемневшими веками. Напряжённо-осунувшееся лицо с резко проступившими скулами говорило о том, что ему действительно плохо. Так плохо, что он почти не контролирует свою мимику.
Мотя помолчал ещё. Сокольский вяло поглаживал пальцами серебристый корпус телефона, словно кошку, которая пригрелась на его постели.