Сегодня ей очень не хотелось называть его по фамилии.
К ним подошёл усталый врач.
– Как он? – тут же спросил полковник.
– Разговаривает по телефону.
– Что?!
– Потребовал свой мобильник и выставил всех из палаты, – пояснил хирург. – Что вы на меня смотрите? Не знаете Игоря?
Инга напомнила себе, что Сокольский принадлежит к числу людей, способных идти с перебитыми ногами и драться сломанными руками, если это потребуется. Слова врача не означали, что всё страшное позади. Баринцев считал так же:
– Сергей Владимирович! Меня интересует…
– Его состояние, знаю, – раздражённо перебил врач, и потёр небритую щёку. – Никаких прогнозов! Рано. Судя по тому, как быстро восстановились функции нижней части тела – спинной мозг не повреждён. – Он не стал говорить про трудности диагностирования подобных травм. – Сломаны три ребра, в поясничной области огромная гематома. Больше ничего не скажу. Давайте, езжайте по домам, новый год встречать. Хотя, поздно… Уже наступил… – Не дожидаясь ответа, хирург махнул рукой и пошёл дальше по коридору.
– Оставайся здесь, – приказал полковник. – Если он в состоянии трепаться по телефону – значит, и показания даст.
Инга кивнула. В нарочитой грубости Александра Борисовича она уловила попытку скрыть страх за подчинённого. Полковник знал Сокольского гораздо дольше, чем она, и не мог не переживать. Она дождалась, когда широкая спина Баринцева исчезнет за углом коридора, и подошла к палате…
Игорь действительно, как очнулся, сразу взялся названивать по телефону. Ждать отклика пришлось долго, но он терпеливо слушал гудки в трубке, уверенный, что ему ответят. И не ошибся.
– Что тебе нужно? – глухо прозвучал женский голос.
– Я просил тебя уехать из города, – напомнил Сокольский.
– Как раз еду.
Он прикусил губу, ожидая, что она ещё скажет.
– Я хотела сделать тебе больно, – призналась Катя. – Но не знала, как. Душа у тебя резиновая, в отличие от тела. А больше мне ничего в голову не пришло.
– Катя! – Он не мог глубоко дышать, поэтому говорил тихо и с паузами. – Нападение на сотрудника ФСБ – серьёзное преступление.
– Арестуешь меня?
– Не ты была за рулём, – признал Сокольский.
– Сволочь! – высказала ему Катя, и по тону он понял, что она удовлетворена.
Сокольский отключил телефон. Спина болела до тошноты. Боль вспыхивала, даже если пошевелить пальцами. «Ты своего добилась, Екатерина Витальевна», – подумал он, не в силах испытывать ни гнева, ни угрызений совести. Мысли прыгали, он не мог сосредоточиться. Сперва подумал: «Не надо было тащить в постель женщину, моральные качества которой ты знал ещё до личного с ней знакомства». Эту мысль прогнала другая, не менее здравая: «Кем она должна себя чувствовать? Шлюхой, которую ты использовал и бросил?» «А она – не шлюха? Не шлюха… Любовница убийцы…»