В пятидесяти метрах от них я останавливаюсь и снимаю мотоциклетный шлем. Поднимаю его повыше, чтобы каждому было видно.
– «Хаос»! – кричу я в надежде, что они разглядят рисунок на шлеме.
– Что за херня, это ж телка! – говорит кто-то из них.
– Вот и славно, – смеется другой.
– Уберите ежи и пропустите меня, а не то огребете! – кричу я.
Как я и ожидала – в ответ я слышу только смех и включаю дальний свет. Теперь я вижу их отчетливее, в глаза бросаются ярко выраженные национальные черты и одежда – дерьмовая, такую в уважающих себя группировках никто не наденет. Потом я вскинула закрепленный на боку мотоцикла «ремингтон» и прицелилась в самого крупного – он по-прежнему ослеплен, да и стоит прямо перед лентой-ежом. Я вспомнила прошлый раз, когда стреляла из этого ствола и как у меня получился идеальный равносторонний треугольник, в двух углах которого располагались глаза, а в третьем, посреди лба, – дырка от пули. Я нажала на спусковой крючок, и выстрел звонким эхом отскочил от стен домов. Отморозок повалился навзничь прямо на ленту-еж, и я дала по газам, метя прямо между его раскинутыми ногами. Успела сунуть ствол обратно в кобуру и ухватиться за руль, когда переднее колесо наехало на труп и я промчалась вперед.
В спину мне никто не стрелял.
В наше время никто не тратит пули, когда дело уже проиграно.
Не знаю, нарочно ли я поехала мимо дома Адамсов, вообще-то, бензина у меня в обрез, чтобы такие крюки делать. Но возможно, мне нужно заглянуть туда, чтобы напомнить самой себе, зачем я делаю то, что собралась. Ладно, не важно, поехала и поехала.
Там было тихо и темно. Останавливаться я не стала, лишь сбросила скорость. Дыра в воротах никуда не делась. Дыра – дело моих рук.
Я сжала ножницы для резки металла, и под ними заскрипела сталь, из которой сделаны ворота.
Спину мне прожигали взгляды двенадцати моих спутников, в нос бил тестостероновый запах, в ушах отдавалось шарканье тяжелых ботинок, которые не в силах были спокойно устоять на асфальте.
– Быстрее! – взволнованно прошептал Брэд.
Я могла бы спросить, куда он так торопится, могла сказать, что полицейские тут не объявятся.
Я могла бы предложить ему самому этим заняться, сказать, что работаю ровно так, как мне удобно.
Или спросить, не лучше ли нам вообще отказаться от этой затеи, сказать как есть, что идея эта отстойная.