Апрель
Весеннее солнце подмигивало в окно кабинета, по радио обещали благодать, и Ирине захотелось на дачу. Как там сейчас должно быть хорошо, светло и ясно, а от распускающихся листочков пахнет юностью и первой любовью… Строго взглянув на солнце, которое дразнило и звало на улицу, как подружка-хулиганка, она сказала:
– А Ира гулять не выйдет. У нее двое детей, которых в холодный дом тащить нельзя, а оставить не с кем.
Вечером она предложила Кириллу в выходные съездить на дачу самому или в компании Виктора Зейды, которому, кстати, будет где провести время со своей тайной возлюбленной Яной, но муж внезапно позвонил не закадычному другу, а Гортензии Андреевне, и та геройски согласилась посидеть с детьми, пока супруги не менее геройски готовят дачу к летнему сезону.
Ирина бросилась сразу и собираться, и готовить обед на выходные, и наводить порядок, чтобы Гортензия Андреевна не имела повода думать, будто она неидеальная хозяйка, и, как ни странно, преуспела по всем трем направлениям, после чего упала в кровать, как подкошенная, а в семь утра уже дремала в электричке, склонив голову на плечо мужа, широкое, но весьма жесткое и неудобное.
На даче зима только-только отступила, в канавах и в густой тени высоких елей еще лежали островки серого в черную крапинку снега, и новая трава еще не закрыла прошлогодней, а только пробивалась сквозь нее трогательными беззащитными иглами.
Войдя в темный стылый дом, Ирина зябко повела плечами и пожалела, что приехала, но Кирилл сразу затопил печку. Дрова, отсыревшие за зиму, долго не хотели разгораться, потрескивали и шипели, но вскоре огонь занялся, заговорил о чем-то быстро и убедительно, потянуло дымком, и сразу стало уютно и хорошо.
Ирина распахнула тяжелые занавески на окнах, вымыла полы и отнесла одеяла с подушками проветриться на солнцепеке. Немного подумала, не сделать ли того же с постельным бельем, которое, выстиранное и выглаженное осенью, после зимы все же отдавало немного затхлостью, но решила не халтурить, а как следует пройтись утюгом по простыням и пододеяльникам.
Ожидая, пока утюг разогреется до нужной температуры, Ирина вдруг подумала, что подготовка дома к дачному сезону ассоциировалась у нее с какой-то штурмовщиной, героическим и непосильным трудом на пределе всех сил человеческих, и теперь, когда выяснилось, что это не так, она чувствует себя виноватой. То ли лентяйкой, то ли полной дурой, не видящей фронта работ. Но раз уж серьезных дел больше нет и печка прогорит, как раз когда она догладит, надо мчаться домой, освобождать Гортензию Андреевну.