– Нет!
Они замолчали, и повисшее в ароматах вьетнамской кухни напряжение, разрушил только с трудом протолкавшийся сквозь него официант. Он, улыбаясь, показал пустой блокнот и демонстративно приготовил карандаш. По-русски, самый настоящий вьетнамец, нихрена не понимал, но умасливанию клиентов языковой барьер не мешал.
– Нихао! – бросил Майк. – Фо-бо.
– Кон нитти ва, – поддержал брата Алекс. – Фо-га.
Китайское и японское приветствия сказали на автомате, давно уже привыкли так общаться в этом заведении, «Тяо» почему-то не прижилось. Да и выбор супов традиционный: много, сытно и недорого. Батюшка деньгами не баловал.
Официант тоже, как обычно, поднял раскрытую ладонь, по которой они всегда хлопали, но тут же убрал, виновато поведя плечами. Эпидемия требовала послушания: трогать друг друга, даже за руки – не толерантно: «Здоровайтесь локтями, туфлями и мысл́ями». Вот и новый хит! Такие бы писать, чтобы девочки писались, а не перепевать Кипелова, о котором уже мало кто помнит.
Официант скрылся за дверью на кухню, и Майк выглянул из-за бамбуковой циновки-ширмы. Зал так и остался пустым. Только кричал в безумном патриотическом порыве стандартный, 84 на 60 см, агитплакат: «Правильнее спасти одного вирусного, а не двух сердечников!». И медсестра с фонендоскопом в белом халате, из-под которого призывно выглядывали голые коленки, предлагала ударить по подставленной ладони в перчатке, чтобы скрепить договор и подтвердить, что один к двум нормальный размен.
– Дебильный вирус, – проворчал он. – Так скоро последнюю дешёвую обжираловку закроют.
– Как бы нас всех не закрыли…
– Чёртов пессимист, вернись в проклятую семинарию, получим бабки на раскрутку и свалишь.
– Сам туда иди!
– Не могу, – вздохнул Майк. – Ты старший. Тебе все плюшки, а я, так. На меня батюшкино благословение не распространяется. Знаешь, что он сказал, когда я набил робота на бицепс? – он хлопнул себя по руке. – А ничего! Надо было на морде татуху сделать…
– Давай махнёмся! – разозлился Алекс. – Хочешь на моё место? Ну чего ты, давай, – он выхватил нож из подставки и приставил к горлу. – Ща чиркану, и ты старший. Пойдёшь в семинарию…
– Пошёл ты сам.
Они ели друг друга глазами, пока у обоих не запершило в горле. Тогда Майк прокашлялся и состроил задумчивую рожу.
– Помнишь, что говорила Галина Эдуардовна…