– О, какая монашечка! Ладненькая!
– Я бы прокатился на такой лошадке, га-га-га.
– Соскучилась небось по мужскому плечу?
– А ну-ка, иди сюда, мы тебя приласкаем, худышечку.
– Ишь как глазищами своими черными лупает!
– Кто тебе больше нравится, я, наверное? – заржал вплотную подошедший расхристанный недомерок и выпустил густой дым, раскуривая приклеившуюся к нижней губе папиросу, прямо Паше в лицо.
Николай раздвинул сгрудившиеся возле Паши плечи в засаленных гимнастерках, взял растерявшуюся девушку за руку и резко вырвал ее из полузамкнутого круга дикарей.
– А ну, чего замешкалась, пошевеливайся! – нарочито грозно закричал Николай. Быстрыми, широкими шагами он повел ее за собой, торопливо усадил на подводу.
– Н-н-н-о-о-о, па-а-ашла-а-а! – хлестнул вожжами сильнее нужного лошадь по крупу. Та, не привыкшая к таким оплеухам, от неожиданности понесла с места. Она не знала такого обращения от своего хозяина, который всегда ее жалел, сильно не гнал, нежно поглаживал бархатную морду и шею.
Подъехали к его дому, Николай решительно указал Паше рукой на скамейку возле ворот. Погадил лошадиную морду, извиняясь.
– Разговор у меня к тебе, Паша. Серьезный. Не знаю, как и начать… – сказал Николай.
Молодая монашка вытянулась, как струна, но даже не взглянула на мельника.
– Тебе идти некуда, а мне нужна хозяйка. Нравишься ты мне очень, любовался тобой каждый раз, когда привозил муку в обитель. Громких слов говорить не умею, а поэтому скажу просто: выходи за меня замуж. Будь матерью моему сыну и нашим будущим детям. Не принуждаю, подумай. Я терпеливый. Поживи немного в моем доме гостьей, не понравится, не захочешь, сам отвезу, куда скажешь.
Паша была озадачена. Монастыри везде были разорены и закрыты. Кругом разруха, произвол, насилие, голод. Она всегда жила бедно, трудно, но такого светопреставления никогда не видела. Одной остаться при нынешней жизни страшно, и прав Николай – идти ей совершенно некуда. Посмотрела прямо в глаза этому знакомому, но чужому человеку. Вдруг на душе стало так спокойно, хорошо, и она ясно поняла, что этот суровый с виду мужчина никогда ее не обидит.
– Николай, мне нужно время, чтобы привыкнуть снова к мирской жизни, надеюсь, ты понимаешь, – сказала Паша, пряча глаза.
– Пашенька, конечно, я понимаю, милая. Еще как понимаю. Поэтому торопить не буду, пока сама не решишь, что готова стать женой, – с готовностью откликнулся Николай, – я бороду сбрею, вот тебе крест! – засмеялся он.