Комендантша, сухопарая инора средних
лет с жиденьким пучком волос на голове, еще была на месте. Берти
вручил направление и сразу на нее насел с выбором комнаты,
отбраковал несколько вариантов, одобрил последний.
– То что надо, инора Пфафф.
Огромнейшее вам спасибо, – льстиво сказал брат. – Так я вещи
сестренке занесу и сразу на выход, да?
И принял вид этакого благородного
рыцаря, впрочем, ни на миг не обманувший не только меня, но и
комендантшу.
– В такое время здесь мужчин нет и
быть не может, – твердо сказала она и смерила выразительным
взглядом Берти с ног до головы. – Знаю я вас. Сначала вещи
сестренке донести, потом чай у нее попить, а потом приходится
извлекать такого вот братца из постели совершенно посторонней
студентки.
– Что вы такое говорите?
Брат удивился настолько фальшиво, что
я сразу поняла: инора Пфафф намекает о конкретной истории,
оставившей крайне неприятные воспоминания как у нее, так и у брата.
Неужели у Берти роман с кем-то из студенток? Ни о чем таком я не
слышала, но ведь братья сестрам о своих похождениях и не
рассказывают.
– Что было, то и говорю, –
непреклонно заявила инора Пфафф. – Прощайтесь здесь, завтра
увидитесь.
Обычно Берти любит попрепираться, но
взглянул на мое заинтересованное лицо, наверное, решил, что я и без
того наслушалась лишнего, открепил от артефакта свою сумку и
сказал:
– Ладно, Эри, до завтра. Утром
забегу, посмотрю, как устроилась. Может, помогу чем.
Вежливо попрощался с инорой Пфафф,
независимо чмокнул меня в щеку и ушел, оставив меня на комендантшу.
Она сразу попыталась всучить комплект постельного белья, древнего,
застиранного и с размазанными печатями академии. Я торопливо
отказалась и порадовалась, что Берти предупредил и я взяла свое, а
значит, не нужно будет спать на этой серой жути, вежливо пожелала
комендантше спокойной ночи и потащилась на третий этаж, в комнату
на котором меня заселили. Она выглядела нежилой, даже несмотря на
веселенький салатовый цвет стен. Все было пусто, голо и несчастно.
Я бросила сумку на левую кровать, посидела там и перенесла на
правую. На этом муки выбора закончились. Из окна был виден только
парк академии. Начинало темнеть, но все равно казалось, что при
свете дня он должен быть великолепен. Я вздохнула и начала
разбирать вещи: застелила кровать и набросила сверху покрывало,
поставила несколько книг на полочку, развесила вещи в шкафу, а над
кроватью, на обнаруженном гвоздике, поместила акварель, подаренную
Мартиной в нашу последнюю встречу. Нежный рисунок скромного букета
полевых цветов и трав, что росли в изобилии на каждом лугу, но не
стали от этого менее красивыми. Посмотрела я на него, и так домой
захотелось, в свою родную комнату со шкатулочками, подушечками и
полосатыми шторками, что и не передать. Возможно, будь у меня
соседка, тоски бы не было, или была, но не столь острая. Но я
заселялась последней, и если кого подселят, то только завтра.