«Черного кота я сегодня не встретил. Это радует. Продолжим». К 17:30 Азат выбрал новое место, и все началось сначала. Любую его игру определяла воля настроения. А какое сейчас настроение? Пальцы медленно зашевелились, озвучивая его мелодиями из кинофильмов. Он заметил, как пару раз приходили другие музыканты, разворачивались и уходили в поисках нового места. Кто успел, тот и съел.
В этом есть своя прелесть: никакой зависимости, сам себе определяешь место и время. И всегда есть стимул. Для предела слабовато, а пока ничего, сойдет. Азат собирался подыскать что-то с более стабильным заработком. Правда, он предполагал, что это будет быстрее. Хорошо бы поселиться ближе к центру, но в гуще муравейника вряд ли найдется что-то дешевле той общаги. Обратный трамвай был почти полным. У главного вокзала в первые двери вагона прыгнули двое молодых крепких мужчин с гитарами и потрепанным бумажным пакетиком:
– Добрый день, уважаемые пассажиры! С вами трамвайное радио, которое развлекает и хрипит, как умеет. Мы желаем приятной поездки и хорошего настроения!
Речь солиста сразу сказала об уверенности и многократном опыте в этом нехитром ремесле. Обращаясь к пассажирам, он в то же время не обращался ни к кому: взгляд не терялся, а абстрагировался, мимика не дрожала, и ни капли пота не выступило до конца шлягера. Мужчины почти заглушали объявления водителя об остановках «Первым снегом» «Морального кодекса». Широкая ровная улыбка солиста не сходила с лица до самого конца сбора поощрения за развлечение. Однако это не всех веселило. Как только завершилась песня, каждый шаг музыкантов сопровождался чьим-нибудь нареканием:
– Взрослые мужчины, здоровые лбы, а лоботрясничают! Нет бы работать! – звучал голос пожилой женщины.
– Да сколько можно! Надоели… – возмутился кто-то из мужчин.
– Поразвелось попрошаек. Запретили же по трамваям ходить, все равно лезете!
– Брандахлысты!
И так далее. Привыкай и терпи, либо уходи.
Тут же после этой фразы, когда музыканты, перешли во второй вагон, вошел худосочный человек в бежевом плаще с маленькой картонной табличкой: «Я глухонемой, умею только писать. Прошу, помогите». Основная часть вагона его проигнорировала.
Позже Азат увидел такое разнообразие попрошаек, что начал убеждаться в обычном маскараде чуть ли не каждого из них ради легкого способа добыть деньги. С другой стороны, не так уж это и легко терпеть. В детстве его учили делиться, и проходя мимо нищих или псевдонищих, совесть щекотала душу. Он сам был на мели и не знал, делиться или нет, на благо ли он даст монету. И с каждым днем он все чаще стал видеть реалии, совесть начала успокаиваться, и Азат с состраданием и благим пожеланием подавал монету избирательно.