– Попроси Алека остаться на ланч. – Это тоже было что-то новенькое: прежде она всегда обращалась ко мне сама.
– Уже, – ответил Борис.
– А ты согласился, надеюсь? – Она повернулась ко мне с очаровательной, официальной улыбкой, будто мы познакомились позавчера.
Я низко ей поклонился:
– Почту за честь, мадам.
Но, отказавшись поддержать наш обычный шутливый тон, она прошептала какую-то вежливую банальность и исчезла. Мы с Борисом обменялись взглядами.
– Не лучше ли мне вернуться домой, как думаешь? – спросил я.
– Черт его знает, – честно ответил он.
Пока мы обсуждали целесообразность моего ухода, Женевьева снова появилась в дверях, уже без шляпки. Она была на диво хороша, но ее щеки пылали, а прелестные глаза блестели слишком ярко. Она шагнула прямо ко мне и взяла меня за руку:
– Ланч готов. Я была резкой с тобой, Алек? Я думала, у меня мигрень, но ошиблась. Подойди, Борис. – Она обвила его локоть другой рукой. – Алек знает, что после тебя я никого в целом мире не люблю, как его, и мои капризы ему не страшны.
– Все к лучшему! – воскликнул я. – Кто сказал, что в апреле не бывает гроз?
– Вы готовы? – пропел Борис.
– Готовы! – И, держась за руки и распугивая слуг, мы помчались в столовую.
Впрочем, стоило проявить снисхождение: Женевьеве было восемнадцать, Борису – двадцать три, а мне еще не исполнилось двадцати одного.
Мое дело – украшение будуара Женевьевы – удерживало меня в причудливом маленьком отеле на Рю Сен-Сесиль. В то время я и Борис трудились тяжко, но нерегулярно, нас как будто лихорадило, и порой целыми днями мы втроем, вместе с Джеком Скоттом, бездельничали.
Однажды тихим вечером я бродил по жилищу: рассматривал антиквариат, заглядывал в необычные уголки, вынимая засахаренные фрукты и сигары из странных потайных мест, пока наконец не остановился в ванной комнате. Борис, весь обмазанный глиной, стоял у раковины и мыл руки.
Вся комната была выложена розовым мрамором, за исключением пола, украшенного розово-серой мозаикой; в центре его можно обнаружить квадратный бассейн, в который вели ступени. Резные колонны поддерживали расписанный фресками потолок – дивный мраморный Купидон, казалось, только что опустился на одну из них. Этот интерьер мы придумали вместе – я и Борис. В рабочей одежде из белой парусины он счищал следы глины и модельного воска с прекрасных рук и, поглядывая в зеркало, любезничал с Купидоном.