Пока ехали по Москве, было еще ничего, прохожие нам махали, а постовые пропускали наш грузовик. Трясло, но терпимо. А когда выехали из города, началось что-то ужасное.
Машины тряслись и подпрыгивали, пыль стояла столбом. Мы сидели на грубо прибитых к чурбакам досках-скамейках, поставленных поперек кузова. Держаться было не за что. Я вцеплялась в скамейку, но на ухабах машина подпрыгивала, и мы в ней трепыхались, валясь друг на друга. Я боялась, что вылечу из машины. Все во мне дрожало от ужаса. Мне очень хотелось сесть на пол, но дети сидели очень плотно, и это было невозможно. Все ехали молча, стараясь не упасть и кашляя от пыли. Я боялась, что это никогда не кончится. Помню, что ноги мои занемели от напряжения, и я тупо ждала остановки. Наверное, шофер старался, как мог, чтобы уменьшить тряску, но он не мог изменить дорогу.
Я понимала, что еду все дальше и дальше от мамы и никого вокруг себя не знаю. Так же чувствовали себя и другие малыши. Мы не ревели от страха только потому, что нас некому было жалеть.
В последующие годы было уже полегче: я понимала, что меня ждет в лагере, знала многих ребят и взрослых, и меня все знали. Мы даже пели песни, но это – пока ехали по Москве. А за Москвой замолкали, чтобы не откусить себе языки. Я старалась сесть поближе к кабине водителя – казалось, что там трясет меньше. Вообще, с тех пор безумно боюсь тряски.
Ну, вот мы и приехали. Пыль кончилась, и мы вдохнули, наконец, свежего воздуха. Водитель откинул борт машины, выпрыгнули взрослые и стали снимать нас. Когда очередь дошла до меня, я с радостью прыгнула кому-то в руки.
Я стояла на траве и топала, чтобы отошли ноги. Наши вещи быстро выгрузили, велели взять их и куда-то нас повели. Точнее, всех, кроме меня, я и хотела пойти, но не смогла поднять свой чемодан.
Другим детям было тяжело, но они как-то тащились, а я не могла сдвинуться с места, да еще ноги кололо иголками. Мне было безразлично, что они уходят без меня. Но один из вожатых оглянулся и вернулся за мной. Он взял мой чемодан: «Что, кирпичи везешь?»
Да, мама постаралась, положила мне все, что только могло понадобиться. На чемодане она крупно написала фамилию – читать печатные буквы я умела. Но из чемодана я так ни разу ничего и не взяла. Наши вещи хранились в кладовке, мой чемодан завалили другими вещами, и, когда я приходила туда, то не могла его достать без чьей-либо помощи.