и наши решения,
наши лишения,
то, что утеряно нами,
никогда не разрушится снова.
у могилы неизвестного проклятого торговца, я видел цунами,
ах, я определенно боялся себя,
«всё дело в унынии»
пробормотал я.
я оставил свою поляризацию на незнакомом столе из стекла,
рядом с раздраженным смягчением и мучительным восклицанием,
удручающая застенчивость моих сожалений и слюнотечений,
одинокая ненависть в центре внимания тысячелетий праха,
развяжи эту красную ленточку,
сожги мой страх,
избавь меня от страха.
искажение казалось счастливым исходом и правильным решением,
мои тактильные контакты,
я не мог сломать осколки прямых рейсов на более мелкие детали,
ведь всё лучшее во мне было,
отголосками атараксии,
всё в тебе – автаркией.
в эти моменты моя сущность превратилась в ультрафиолетовый клавесин резкого снижения веса,
[нет правильного ответа]
либерализм – терпимость,
[нет нужного ответа]
отражения – ненависть,
[нет прямого ответа]
только эта летаргия по итогу лет воспринимается спокойно,
я обнаружил непримиримую
механическую обработку всей обыденности и посредственности,
глубоко в этой тьме,
композиции идеологий,
воспринимаются атомом усталости и снижения цен на перевалах.
я лишился своего анимуса,
астероидной комы комфорта,
эйблизма выгнутых линий,
и разочарование мог распознать по запаху и на ощупь,
[мой разум всегда блуждал]
[среди электрических пустынь]
я услышал женское пение,
морриган спустилась ко мне,
сломав суставы моей руки,
флуоресценция магнолии принесла невыносимую печаль
зацепив левое крыло тоски,
правое крыло изменения.