Рандеву было назначено у станции метро «Автово», рядом с танком КВ-85, установленным на постаменте в качестве памятника. В Блокаду здесь начиналась прифронтовая полоса.
Для меня это место было памятным и святым. В нескольких километрах отсюда, у Старо-Паново, в 1943 году получил осколок в живот мой дед по отцу, Тамбовцев Петр Иванович. На следующий день он умер в полевом медсанбате. Похоронили его на Красненьком кладбище, которое находилось в метрах двухстах от танка-памятника. Позже рядом с ним похоронили и мою бабку, а еще позже – моих родителей. Все они были блокадниками.
Я приехал на метро за час до назначенной встречи. Сходил на кладбище, смахнул снег с памятника, положил на могилы родных цветы. Потом зашел в стоящий рядом с кладбищем храм Иконы Казанской Божьей Матери, помолился, заказал Сорокоуст по душам усопших и поставил свечку к иконе Николая Чудотворца – покровителя всех странствующих и плавающих по морям. В числе оных с сегодняшнего дня я мог считать и свою скромную персону.
На выходе из церкви я почувствовал, как у меня защемило сердце. Почему-то подумалось, что сюда мне уже больше не вернуться… Предчувствие – великая вещь, в этом я сумел убедиться в своих командировках. И оно не раз спасало меня от смерти…
У окрашенного в веселый салатный цвет танка-памятника толпилось десятка два человек. Среди них я узнал и своих коллег – журналистов из ГТРК «Звезда». Кое с кем мне уже довелось побывать в местах, где стреляют, взрывают и убивают.
Помимо «акул пера», у постамента компактной группой стояли десятка полтора неуловимо похожих друг на друга людей среднего возраста. Хотя они отнюдь не были братьями-близнецами. Среди них была симпатичная неяркая блондинка неопределенных лет и высокий брюнет с ярко выраженной восточной внешностью, сразу бросившийся в глаза. «То ли турок, то ли араб», – подумалось мне.
И тем не менее общего между этими людьми было гораздо больше, чем различий. Кого же они напоминали? Скорее всего, коллег, но не нынешних – собратьев по журналистскому цеху, азартно обсуждающих предстоящую командировку, – а тех, с кем довелось работать четверть века назад.
В те годы я, тогда еще тридцатилетний старлей, служил в одной тихой конторе, трехбуквенная аббревиатура которой была известна всему миру. К началу «катастройки» я дослужился до капитана, впереди уже маячили майорские погоны, но… Грянул роковой девяносто первый год, и Великой Страны не стало. А тому образованию, что возникло на ее месте (какое-то невнятное «эСэНГе на палочке») уже были не нужны такие, как я.