Голос земли. Легендарный бестселлер десятилетия о сокровенных знаниях индейских племен, научных исследованиях и мистической связи человека с природой - страница 59

Моя мать любила трудиться. Ей нравилось возводить стены из камня или расчищать кустарник. Время от времени приходила Хейзел и садилась в шезлонг под дубами, пока мать укладывала камни или колола дрова. Они, бывало, просто болтали о том о сем. Хейзел говорила, как ей нравится хорошо сложенная поленница, особенно когда ей приходилось заниматься стиркой, чтобы подзаработать. Ведь ей требовалась хорошая вязанка дров, чтобы согреть воду в лохани для стирки. Еще она работала поваром в заведении у реки и лишь качала головой, вспоминая то количество тарелок, которые могла унести за раз. А мама рассказывала ей о своих студентах или о поездках, и Хейзел поражала сама возможность полета на самолете.

Хейзел рассказывала о тех временах, когда ее звали принять роды в снежную бурю или приходили к двери ее дома за лечебными травами. Она вспомнила, как однажды одна дама-профессор пришла с диктофоном поговорить с ней и собиралась записать все в книгу, чтобы поведать о старых рецептах. Но больше та профессорша так и не вернулась, и книги Хейзел так и не увидела. Краем уха я слушала, как они собирали орехи гикори под большими деревьями или носили в судке обед своему отцу, который мастерил бочки на винокурне у реки, но моя мать была просто очарована рассказами Хейзел.

Я знаю, что маме нравилось быть ученым, но она всегда говорила, что родилась слишком поздно. Она была уверена, что ее истинное призвание – быть женой фермера и что ей следовало родиться в XIX веке. Она всегда напевала, закатывая банки с помидорами и персиками или замешивая тесто для хлеба, и настаивала, чтобы я тоже приобщалась к этому. Когда я вспоминаю о ее дружбе с Хейзел, я думаю о причинах глубокого уважения, которое они питали друг к другу. Дело в том, что обе женщины крепко стояли на земле обеими ногами и гордились, что способны помогать другим людям, взвалив на себя эту нелегкую ношу.

Разговоры взрослых в основном сливались для меня в неразборчивый гул, но однажды, когда моя мать шла через двор с большой охапкой дров, я увидела, как Хейзел уронила голову на руки и заплакала. «Когда я жила дома, – сказала она, – я тоже могла носить такие тяжести. Я без особых усилий могла нести бушель персиков на одном боку и ребенка на другом. Но теперь все прошло, все ветром унесло».