– Могу ли я надеяться? – повторил вопрос молодой человек.
У Гилмора дернулся глаз и только то, что он перевел теперь все свое внимание на Вячеслава, спасло меня из капкана необъяснимой магии, я шумно выдохнула и тут же пробормотала:
– Конечно, я уже обещала вашей матушке. – Тоцкий просиял. – Простите, мне необходимо отлучиться.
Я устремилась в противоположный конец, лестница, спускавшаяся к выходу, имела проход с двух сторон. Я торопилась, а когда почувствовала за спиной горячее дыхание, то буквально побежала.
– Немедленно подать карету генерала Федорова, – отдала распоряжение я и выскочила на улицу, не дожидаясь, пока мне вынесут шубку.
– Госпожа графиня, ваша шуба! – кричал гардеробщик, но я его уже не слушала. Сквозь слепящий снег, сквозь шум поднявшегося бурана я подбежала к карете, дернула дверь на себя, выкрикнув: «Домой». Напоследок обернулась, заметила на пороге театра взбешенного князя и после этого без сил повалилась на сиденье.
Я вся горела, от того ли, что чуть не стала жертвой скандальных новостей, или поведение князя вызвало во мне эти смешанные чувства. Я вся горела, в особенности чувствительность проявлял ожог, который стал пульсировать, стоило князю появиться со мной рядом. Болело горло, и голова раскалывалась, а когда прислуга на следующее утро открыла шторы, то готова была проклясть все на свете.
– Вам письма, – сообщила девушка, присела в книксене и осталась возле кровати, чтобы помочь подняться. Впервые мне действительно потребовалась ее помощь. – Боже, ваше плечо!
После ее вскрика я рефлекторно прикрыла ожог рукой и тут же пожалела об этом, кожа вокруг горела огнем, и теперь эта боль с лихвой перекрывала боль в горле.
– Ты можешь идти, – отпустила я девушку.
– Но госпожа…
– Я справлюсь, спасибо! – произнесла уже жестче, и сама скривилась от того, как засаднило внутри.
– Я доложу госпоже Федоровой! – осмелилась она высказать свое фи уже на пороге.
Я только зубы сжала, да так, что они заскрипели. От боли или от злости от неуместной, навязчивой заботы, кто его знает. Минут через десять, когда я кое-как все же справилась с утренним туалетом, в комнату заскочила маман в ночном чепчике, из-под которого торчали чуть распущенные за ночь коклюшки с накрученными на них рыжими локонами.
– Как ты себя чувствуешь? Настенька сказала, что у тебя огромный ожог на руке, и он воспалился! – начала тараторить она с порога, одновременно стараясь потрогать мой лоб и заглянуть в глаза.