Волнительная иллюзия – не более того.
Успокоенная или слегка придушенная совесть задышала часто-часто.
Алёна дремала.
Марат почувствовал нарастающее возбуждение, непреодолимую потребность немедленно, прямо сейчас целоваться, касаться руками и губами, прижимать, поглаживать, где попало, живую трепещущую плоть, чувствовать каждой клеточкой тела всё-всё, даже её сокровенные желания.
Алёна муркнула что-то во сне, повернулась к нему, опустила голову на плечо водителя, закинула ногу на ногу, руку забросила на его колени, передавая щекотливо волнительные вибрации в самый центр мужского сладострастия, заблокировав такой позой переключение передач и что-то ещё внутри головы, более опасное на дороге.
Пришлось тормозить, не переключая передачу, съезжать на обочину, что весьма опасно в ночи на стылой дороге.
– Ой, – отпрянула пассажирка, рука которой покоилась между ног водителя, – простите, Марат. Развезло, отключилась. Мы уже приехали?
Взбудораженный нечаянным вторжением в слишком личное интимное пространство мужчина никак не мог отдышаться, – скоро, очень скоро. Поспи ещё чуток.
– Больше не хочу. Расскажи… те про себя.
– Уж лучше вы, мадемуазель Алёна. Как так получилось, что у родителей нет квартиры?
– Проза жизни. Папочка, я его никогда не видела, взял квартиру в ипотеку на маму. Брак они не успели оформить. Понял, что не справляется. Тут ещё я без спроса случилась. Мама отказалась избавляться от плода. Папенька собрал барахло в рюкзачок, и был таков. Маму за долги по кредиту переселили в ветхий жилой фонд. Потом и комнату отжали.
– Защита материнства, опека почему не сработали? Родители, родственники, где были?
– Спросите что-нибудь полегче. Я в этих вопросах ни бум-бум. Сирота она, как и я теперь.
– Сколько же лет маменьке?
– Весной тридцать семь… должно было исполниться. Не судьба. Про меня вы теперь всё знаете.
– Согрелась?
– Чаю бы… с ватрушкой. И спать.
– Ватрушку не обещаю. Могу предложить пельмени и шпротный паштет.
– Обожаю пельмени!
– Вот и чудненько.
Дома естественным для номинального холостяка образом царил творческий беспорядок.
– Можно, я приберусь?
– Нет, нельзя! Живо в горячий душ. Я приготовлю ужин. Подумай, куда тебя утром отвезти.
– Никуда. Можно я здесь побуду?
– То есть как здесь?
– Страшно одной. Привыкнуть надо, что мамы нет. Можно полотенце?