Если остальной Терассус напоминал теплое семейство за обеденным столом, то эта площадь – стареющий родственник, которого они держали наверху, чтоб смерти дожидался. Тишина была плотной, даже хруст снега под ногами Конгениальности почти не различить. Я как будто вышла из города прямиком на кладбище.
И, как бы ебано это ни было, только тут я наконец поняла, что расслабилась.
Единственные признаки жизни исходили из длинного двухэтажного дома в конце площади. Из широкой трубы валил дым, за покрытыми изморозью окнами горел свет, и под мягко поскрипывающей вывеской, на которой было изображено избиение жабы (вполне этим довольной), сурового вида женщина в потускневшем фиолетовом одеянии усердно мела падающий на ступеньки перед открытой дверью снег.
– Я, право слово, умираю, – вдруг воскликнул Джеро, нарушая покой, – ведь предо мной небесное создание, что приведет меня к последней награде.
«Неприязнь» – не то слово, которым я описала бы взгляд женщины. Неприязнь можно испытывать к шумным едокам или плохому вину. Взгляд, которым одарила Джеро эта женщина, из-под сведенных до напоминающих шрамы морщин бровей, был скорее не о неприязни, а о попытках сдержаться и не наблевать ему на ботинки.
– На твоем месте, – размеренно отозвалась женщина, – я не стала бы меня искушать. – Она смела со ступенек остатки снега. – Или, по крайней мере, дождалась бы, пока я возьму что-нибудь потяжелее и поострее метлы.
– Вы меня раните, мэм. Я надеялся, что мое месячное отсутствие заставит вас по мне соскучиться. – Джеро соскочил с птицы и окинул взглядом площадь. – А еще я вроде как надеялся, что вы таки попросили бордель переехать в соседний дом, как мы говорили.
– Единственная жопа на этой площади, на которую кто-либо станет пялиться – это та, с которой я сейчас разговариваю. – Женщина отставила метлу и крадучись приблизилась. – И если хочешь приветствие потеплее, пора тебе перестать таскать мне на порог всякий мусор.
Я открыла было рот для возмущения.
А потом вспомнила, как, должно быть, пахну.
Она хорошо держалась, я заметила, и ходила с осанкой, какую обычно редко встретишь в столь маленьких городах. Несмотря на седину, волосы безукоризненно уложены в идеальную имперскую прическу, волосок к волоску. Одеяние тоже ухоженное, из тонкого катамского шелка. На первый взгляд, я б сказала, что ей место на скалах, с остальной элитой. Кроме того, как она отпихнула Джеро в сторону одной рукой, а другой выхватила поводья птицы.