Лаий с довольной улыбкой обернулся к Креонту и послал ему многозначительный взгляд, как бы желая сказать: «Ну, что я тебе говорил! Боги благоволят мне!» Лицо Креонта выражало неподдельную радость и преданность царю.
– Открой, если на то есть воля богов, какое будущее ждёт младенца? Суждено ли ему прославиться среди царей мира своей доблестью? Быть может, он станет великим мудрецом, угодным богам Олимпа? Какими талантами наделит его небо, и какие подвиги он совершит? – продолжал допытываться Лаий.
Когда он договорил, прорицательница внезапно прекратила бессмысленные движения, выпрямилась на треножнике и совершенно ясными глазами посмотрела прямо в лицо царя. От её взгляда по спине Лаия пополз неприятный холодок.
– Младенец вырастет крепким и сильным. Тебя он убьёт. Вдова твоя станет женой его. Прощай.
Царь остолбенел от такого ответа. Он хотел ещё что-то спросить, но девица перестала реагировать на его слова. Она сидела, раскачиваясь в клубах ядовитого дыма, её глаза закатились, руки и ноги судорожно подёргивались, на лице блуждала загадочная улыбка.
Домой Лаий вернулся в мрачнейшем расположении духа. Придворные попытались было разузнать у Креонта, что же сказала Пифия, он, однако, ничего не отвечал, а только пожимал плечами – царь велел ему держать рот на замке.
Приближалось время, когда Иокаста должна была родить ребёнка, а Лаий никак не мог решить, что же делать. Он потерял покой и беспрестанно вдумывался в смысл пророчества. От этих размышлений у царя часто случались сильные головные боли и спутанность в мыслях, вследствие чего ему даже временами казалось, что, возможно, слова Пифии были какими-то другими, а не теми, которые он услышал. Иногда он даже начинал предполагать, что весь разговор с Пифией ему пригрезился из-за того проклятого дыма, которым было наполнено прорицалище. Однако стоило царю увидеть верного почтительного Креонта, всегда преисполненного благоразумия, как все эти несуразности улетучивались, и Лаий с абсолютной ясностью осознавал, что и поездка в Дельфы ему не пригрезилась, и спрашивал он правильно, и ответ получил именно тот, который услышал.
Постепенно в голове у Лаия созрел коварный план. В ночь, когда младенец должен был появиться на свет, царь приказал, чтобы ему через кратчайшие промежутки времени сообщали обо всём, что происходило на женской половине дворца, в покоях царицы Иокасты.