– Я никогда не стану общаться с такими людьми!
– Они не такие страшные!
– Они жалкие нищеброды.
Айви повторила слова своей матери и этим перешла черту.
С лица Романа сбежала краска, только уши запылали красным. Над верхней губой, где у него уже появились первые намеки на усы, выступила испарина.
– Когда ты успела стать такой высокомерной стервой?
– А когда ты успел стать таким неудачником?
Когда Роман поднял руку, Айви машинально закрыла лицо. Однако он полез в задний карман и бросил в нее мелкий, пожелтевший квадратик, который врезался ей в грудь и упал под ноги. Это была ее собственная старая фотография в потрепанном синем платье, очевидно, утащенном с барахолки, с широким низом и дешевым отливом на ткани. Она никак не могла понять, где он ее взял, но, заметив на обратной стороне следы засохшего клея, тут же вспомнила о старом альбоме с журнальными вырезками: как-то она заметила, что между карточками Стейси и Кристи образовалось пустое место, и подумала, что, должно быть, потеряла свой снимок.
* * *
Кроме Романа, друзей у Айви не было. Она была одинока, но не стремилась к тому, что можно назвать дружбой. Ее одноклассники «зависали» в школе, но все самое важное обычно происходило за ее пределами – то есть на вечеринках, на которые ее никогда не приглашали. Она, однако, даже изучила (правда, исключительно в теории) суть классических игр вроде «Втяни или выдуй», «Бутылочки», «Семи минут в раю», «Откуси яблоко», «Подмигни», «Правды или действия» и прочих развлечений с выпивкой, которые, впрочем, были скорее репетицией реальной жизни, чем просто играми.
Однажды в женской раздевалке Лиза Джонсон рассказала, как Том Кросс расстегнул ширинку и положил ее руку на свою промежность. «Прямо при папе, который в это время вел машину!» – воскликнула она с наигранным ужасом. Айви охватило любопытство. Не занимался ли чем-то подобным Гидеон? Будучи лучшими друзьями, они с Томом делали все вместе. Как бы она поступила, если бы Гидеон предложил ей потрогать свое таинственное мужское достоинство, зловеще выпирающее из-под шорт, или поцеловал бы ее с языком, как это сделал Хенри Фицджеральд с Никки Саттерфилд на последнем собрании группы поддержки, пока один из ее помпонов, свисая с руки, переливался синим и белым? Но Айви никогда не держала парня за руку и не целовалась; она чувствовала себя желанной только когда смотрела на свою фотографию в синем платье (и все-таки зачем Роман хранил ее все это время?). В такие моменты ее тело сковывала щемящая тоска, сулившая бессонницу и мешки под воспаленными глазами; наутро Мэйфэн приходилось целовать внучку в лоб, чтобы проверить температуру.