У Лизы была чистая белая кожа, яркие губы и румянец. А глаза ее светились, как у азартной молодой кошки.
Насколько я своим мужским взглядом оценил – она употребляла мало косметики и вообще не подкрашивала губы, они и так пылали.
Когда мы уже провели вместе в дороге и на выставке целых четыре часа, я понял, что Лиза красива, умна, и не считает свою внешность главным достоинством, то есть даже вообще не обращает на себя внимание.
Все, что было у нее – сияло красотой и первозданной формой. Она ни разу не достала пудру, помаду. Ни разу не поинтересовалась у меня, как она выглядит, и не искала попутно магазин с косметикой.
Она не поправила ни разу волосы, и только в конце похождений завязала хвост в аккуратный пучок балерины на репетиции.
Чем так сильно отличалась от Алисы, которая, как Мэрилин Монро, крутила юбкой, хлопала ресничками и постоянно «поправляла» свои губки, носик, глазки. Зеркальце появлялось в руках Алисы с невероятной быстротой и так же быстро исчезало, но губки вновь блестели и волосы лежали то на одну, то на другую сторону, всегда распущенные.
Я не самый опытный в плане флирта, и не нашел предлога к ней прикоснуться по-мужски. Но только, когда мы улыбались друг другу, сидя рядом и отдыхая на скамейке в парке, Лиза меня быстро «чмокнула».
По-дружески, и в то же время нежно. А потом снова рассмеялась и сказала:
– Неожиданно, но приятно, правда? У меня папа так делал, когда мы гуляли в детстве!
Лизу я искренне полюбил в эти минуты. Но, сразу же, подумал, что не хочу больше быть никому «просто другом». У меня, конечно, уже был опыт с девушками, которые сами проявляли инициативу, но не вызывали душевных эмоций. С ними было достаточно простого мужского заинтересованного взгляда и «приглашения», на одну ночь, на неделю или две, не больше.
Поэтому я повел себя, так же. Начал бросать откровенно похотливые взгляды на ее грудь, губы и ноги. Наверное, именно от этого у Лизы пропало желание улыбаться.
А затем, я, усмехаясь, и намекая на продолжение, спросил, что она делает сегодня «очень поздно вечером». Заодно назвал ее зайкой, и многообещающе подышал в шею.
Лизонька, конечно, не залепила мне пощечину, но было очень заметно, что она обиделась. Увидела во мне как будто другого человека. Не романтического молодого парня, и не друга, а похотливого, наглого самца. Она была не такая, как все.