Родное правительство уверяло, что приложит все силы для
возрождения фармации, но конкретных сроков не называлось, многие
лекарства мгновенно исчезли из аптек, и их невозможно было достать
ни за какие деньги. Мои родители, например, в редких телефонных
беседах с горечью говорили, что начались перебои с инсулином – папа
у меня был диабетиком.
Из лаборатории, развернутой в одном из ангаров аэропорта
Горно-Алтайска я вышел, почесывая многочисленные уколы на сгибах
руки и пальцах и чертыхаясь. Медики, как всегда не стеснялись взять
у меня все возможные физиологические жидкости, пытаясь выяснить
причину моей необъяснимой стойкости к метавирусу. И они очень
огорчались тому факту, что ничего «этакого» найти не получалось –
мой организм был самым обычным и среднестатистическим если не
считать того факта, что в тканях и крови метвируса плавало столько,
сколько хватило бы потравить насмерть человек десять-пятнадцать.
Врачи ходили вокруг меня кругами и смотрели такими голодными
глазами, что я всерьез опасался, что когда-нибудь они дружно
накинутся и разберут меня на органы, пытаясь добраться до причины
такой необъяснимой стойкости к мутагену. Так что, скорее всего, я
принял правильное решение – кто знает, сколько времени добрый
доктор Денисов будет сдерживать своих вивисекторов и на каком этапе
может решить, что ради блага всего человечества можно пожертвовать
шкурными интересами одного-единственного индивида. Поскольку
страсбургского суда по правам человека больше не существовало, как,
впрочем, и самого города Страсбурга, жаловаться было некуда.
Немного утешившись этой мыслью, я забрал на выходе свой приятно
потяжелевший вещмешок, в котором приятно побулькивал спирт, и
позвякивали ампулы – «подарки» майора медицинской службы Денисова
своей любимой подопытной свинке. Мы с ним старательно соблюдали
приличия и делали вид, что я добровольно хожу на обследования, а он
от доброты душевной каждый раз подкидывает мне дефицитные
медикаменты. Пока что сложившийся статус-кво устраивал нас обоих, и
я искренне надеялся, что так будет продолжаться и дальше. Если,
конечно, я выживу в предстоящей заварухе.
Выйдя из госпиталя, я покрутил головой – медицинский
уазик-буханка, которая привезла в аэропорт меня и замотанного в
веревки до самых глаз вчерашнего мутанта, уже куда-то укатила.
Впрочем, это было делом привычным - когда я был нужен, меня
забирали под белые руки и везли со всеми почестями, зато, как
только нужда исчезала, добираться предоставляли самому. Ну ладно,
не в первый раз – методика обкатана.