Тяжко пришлось беглецам. Боялись страшных пришельцев, но никто больше не появлялся. А вот холод да голод чуть не убили. Ночами грелись вокруг дымящего очага, тесно прижавшись друг к другу, а днями дрова и еду добывали. О хлебе забыли, лепёшки из толчёной сосновой коры пекли. Лошадок кормить было нечем, держать негде – забили их и съели. Но сами – выжили.
Пришла весна, прошёл лёд на Волге, зажурчал ручеёк в том овраге, которым когда-то на высокий берег поднимались, земля оттаяла, зазеленела. Выкопали землянки большие, хорошие, но жить ли тут дальше или в город вернуться? Есть ли он ещё, тот город? Лесной тропой прибрели три монаха. Рассказали, что зовут тех врагов татарами, что пришли они из самого пекла адского, не иначе, побили на Русской земле людей без счёта, что дружина ярославская в бою полегла, и князь Всеволод тоже в том бою погиб. Такое рассказывали, что слушать страшно было. Вроде как и жить больше незачем… Вот тогда и решил Влас сам сходить, посмотреть, что там в городе деется.
Вот уже близко город, лесная тропинка в проезжую дорогу превратилась, знал Влас – была эта дорога к Петровскому монастырю, но нет теперь на дороге ни людей, ни повозок, зарастает она травой. А вот вроде бы и в посад Влас входит, помнится, ворота тут были деревянные – обугленные столбы стоят. И дальше – ни домов, ни улиц – только пожарища, бурьяном зарастающие. И ни единой живой души…
Не сдержал Влас слёз, когда увидел обгоревшую свою приходскую церковь, рядом – свою усадьбу разорённую. Всё порушено… И только в Рубленом городе стояли и ярко сияли стены Успенского собора. Скорей – к нему! Там, возле собора, увидел Влас живых людей, своих, русских, бросился к ним. Были это простые мужики и один старый монах среди них. И они Власу были рады. Сели рядком, поговорили. От их рассказа заплакал Влас, не стесняясь, ещё горше.
Пришли эти люди в город чуть раньше Власа. По-разному спаслись: кто, как Влас, успел убежать, кто был далеко в отъезде. Увидели они город пуст, только мёртвые тела грудами лежали среди пожарищ, от страшного запаха тлена тяжело было дышать. Мёртвые тела давно лежали непогребёнными, уж и лиц не разглядишь. У городских ворот и стен – всё больше мужчины, воины, грудью смерть встретившие, а ближе к Успению – женщины, дети растерзанные. Тут можно было догадаться, что убивали их сзади, со спины, убивали убегающих.