Сдав назад, Сабрина развернула машину, плавно тронув ее с места. Не доезжая до угла, в зеркало заднего вида она увидела, как к дому отца подъехал скутер – это вернулся домой братец Пашка.
– Гляди, какой послушный, – беззлобно буркнула она, давя на педаль газа. – Домой возвращается до двенадцати. Интересно, кто она – Ксения…
В прошлом Сабрина не признавала сводного брата, вела себя с ним как с приемышем, занимающим место не по праву, и это была та первая лопата, которая положила начало глубокому рву между нею и отцом. Но ведь папа неизвестно откуда притащил сынка, можно сказать, в подоле принес приплод! Ну, не в подоле, так в рубашке, в корзинке – разница небольшая, все равно нагулял. А всем заливал, будто усыновил младенца по доброте душевной. Поверить, что папа воспылал благородной любовью к чужому отпрыску, найденному чуть ли не в канаве, – это надо быть умственно отсталой.
Кстати, кстати! Он же так и преподносил: нашел на обочине дороги в корзинке с запиской, которую показывал любопытным: «Возьмите ребенка, люди добрые, он здоровый и красивый. Его непутевая мать». Зато папа Сабрины оказался путевым отцом: нянек нанял аж две штуки, кормилицу где-то раздобыл и закармливал ее калориями. Та жила в доме со своим младенцем несколько месяцев, в награду получила однушку и лишних пятьдесят килограммов веса.
Позже только дебилу было неясно, что Шатун является единокровным отцом «подкидыша». Правда, мамаша внесла львиную частицу себя, братец уродился краше родителя, а если совсем объективно – намного краше. Знакомые и друзья помалкивали. До сих пор ни одна живая душа не знает, кто матушка братца и где она шляется. А если какая-то душа и узнала случайно, то она наверняка уже неживая, потому что те, кто сует свой любознательный пятак в жизнь Шатуна, не успевают об этом пожалеть – так говорят люди.
Если б Сабрина пять лет назад повела себя чуточку терпимей, осмотрительней и умней, сейчас была бы в шоколаде, а так… только в халве, да и то не в арахисовой, в подсолнечной.