– Девушка, – обратилась к ней усевшаяся рядом женщина, – как-нибудь приберите цветы, а то мне прямо в лицо.
– Да-да, минуточку. – Мадлен оплатила проезд и переложила букет в другую руку. Недовольной оказалась женщина лет шестидесяти, достаточно тучная, с таким высокомерным выражением лица, как будто весь мир был ей что–то должен.
– И кто возит такие огромные букеты в общественном транспорте? Удобнее было бы в такси…, – Лёгкое удивление отразилось на лице Мадлен.
– Потому–то я в такси, и мне очень удобно, – подытожила она. Женщина недовольно поджала губы и хотела что-то добавить, но в тот самый момент водитель объявил, что машина отъезжает и попросил поплотнее закрыть двери салона. Размолвка разрешилась сама по себе, не успев как следует начаться.
За окнами поплыли дорожные картины: новостройки, скверики, улицы, частные дворики-всё хорошо знакомое, но от того не менее интересное для Мадлен. Иногда она принималась разглядывать свой букет, и в её глазах всякий раз вспыхивала радость. В какой-то момент она почувствовала на себе пристальный взгляд. Мадлен повернулась и буквально столкнулась с недобрым, раздражённым взглядом сухощавого старика, укутанного в не по сезону тёплую куртку. На голове у него красовалась высокая папаха, которая держалась, в прямом смысле слова, на его оттопыренных ушах, которым их царственная ноша была явно не по силам. Застигнутый врасплох, колючий взгляд мужчины юркнул в сторону, но через короткое время опять стал коситься то на цветы, то на саму Мадлен.
"Да что сегодня не так с этим букетом?!…"– мысленно возмутилась начавшая терять терпение молодая женщина: "Похоже сегодня кроме моих цветов никого ничего не интересует. А старик-то какой злющий…"
Только теперь Мадлен внимательно огляделась. Окна машины, кроме передних, наглухо были задёрнуты грязными шёлковыми шторками, от чего свет в машину почти не проникал. Все ехавшие, как по договорённости, были одеты в чёрные или почти чёрные вещи. Их безрадостные лица серыми пятнами проступали в полусумраке и навевали грусть. Но больше всего озадачивало выражение их лиц – это было ничем не скрываемое недовольство.
Привыкнув к сумеркам, Мадлен стала различать неприязненные взгляды, которые цепкими пауками расползались по её цветам, переползали на одежду, взбираясь по завиткам волос, ощупывали лицо и опять спускались вниз. В какой–то момент цепкие пауки взглядов натыкались на её открытый ясный взор и боязливо рассыпались в стороны. Мадлен, чуть улыбнувшись, отвернулась к окну.