Гвенда сама не видела, как отца наказывали – это случилось еще до ее рождения, – но часто воображала себе, как ему рубят руку, и сейчас не могла избавиться от мысли, что и с нею произойдет то же самое. Внутренним взором она видела, как лезвие топора опускается на запястье, рассекает кожу и кости, навсегда, бесповоротно отделяет кисть от руки… Пришлось стиснуть зубы, чтобы не закричать в голос.
Люди тем временем поднимались с пола, потягивались, зевали, терли кожу заспанных лиц. Гвенда тоже встала и отряхнула одежду. Все, что на ней было надето, досталось ей от старшего брата – суконная рубаха до колен и накидка поверх рубахи, перехваченная в поясе пеньковой веревкой. Башмаки прежде шнуровались, но дырки для шнурков давно порвались, сами шнурки стерлись, и теперь приходилось привязывать обувь к ногам плетеной соломой. Подоткнув волосы под шапочку из беличьих хвостов, Гвенда решила, что готова.
Тут она перехватила отцовский взгляд. Отец едва заметно кивнул в сторону семейства, что копошилось через проход от них: двое взрослых, пара средних лет, и двое сыновей чуть постарше Гвенды. Мужчина, невысокий, худощавый, с кудрявой рыжей бородой, вешал на пояс меч – это означало, что он либо воин, либо рыцарь; простолюдинам носить мечи не полагалось. Женщина, худая и деловитая, брезгливо посматривала вокруг. Девочка исподволь глазела на это семейство, и тут брат Годвин учтиво им кивнул и поздоровался:
– Доброе утро, сэр Джеральд! Доброе утро, леди Мод!
Гвенда поняла, что именно заставило встрепенуться отца. К поясу сэра Джеральда крепился кожаным ремешком кошель, на вид набитый битком. Там запросто могло оказаться несколько сотен маленьких и тонких серебряных пенни, полпенни и фартингов, то бишь монет, ходивших в Англии. Такие деньги отец зарабатывал за год, если удавалось найти работу. Их семья могла бы прокормиться на этакую добычу до весеннего сева. А может, в кошеле попадутся и какие-нибудь чужестранные золотые монеты, флорентийские флорины или венецианские дукаты.
Под рубахой на шее девочки висел крохотный ножик в деревянных ножнах. Острое лезвие в два счета разрежет ремешок, и толстый кошель упадет в подставленную маленькую ладошку – если только сэр Джеральд ничего не заподозрит и не схватит воровку, прежде чем она справится со своим делом.