Карабас - страница 10

Шрифт
Интервал


Процедура приема в Матросскую тишину была крайне волнительной, ко мне для начала залезли во все отверстия, затем снова забрали ремень и личные вещи, телефон тоже , так как прощупали каждый сантиметр моей одежды, потом был первый допрос у следователя из прокуратуры, затем его сменил в кабинете назначенный мне адвокат. Минут двадцать он меня расспрашивал о произошедшем, потом поинтересовался моими спортивными достижениями, и составом людей на воле, к которым он может обращаться с моими просьбами. Затем этот плотный ухоженный гражданин в импортном костюме и очках в золотой оправе дал мне несколько практических советов по пребыванию в Матросской тишине. Основным было это не идти на никакие компромиссы со следователем, так как он чувствует давление на следствие со стороны родственников потерпевшего, не поддаваться ни на какие провокации сокамерников и вообще вести себя тихо и не высовываться так как дело, в общем-то не сложное и закон по большей части на моей стороне. Я поблагодарил его за эти слова и меня повели в камеру по длинному коридору . Когда тяжелая металлическая дверь отворилась, в лицо ударил сырой спертый воздух и запах из тут же слева расположенного отхожего места, прикрытого рваной занавеской. Вдоль стен в три яруса и четыре ряда с обеих сторон стояли кровати, по центру был длинный стол со стоявшими вокруг него деревянными табуретками. На кроватях сидя, лежа находились подследственные. Судя по количеству мест в камере, находилось более двадцати человек. Конвоир спросил у старшего по камере, где есть свободное место и он указал на кровать справа на втором ярусе. Я поздоровался , забросил свои вещи на кровать и сам полез чтобы немного отдохнуть.

–Откуда будешь, горемыка?– послышалось откуда-то напротив:

–Зашел, как фуцин, без уважения к старым бродягам, не представился, как нормальные люди делают, в общее ничего не положил, и спать улегся! – продолжал все тот же голос.

Я приподнялся на локтях и устремил свой взор на соседние двухъярусные нары . Прямо напротив меня на шконке сидел коренастый лысый мужчина лет пятидесяти в черной майке «алкоголице» и спортивных брюках с белыми лампасами. Все его плечи , руки и шея были забиты синими узорами и он больше напоминал пузатый керамический чайник умело расписанный под гжель.