Как-то постепенно с годами лошади с телегами и бричками стали исчезать. Появились автомобили. Техника развивалась и у ребят во дворе стали появляться шарикоподшипники. Стали сами делать самокаты и кататься по улице. Плиты на пешеходных дорожках убрали. Залили улицу асфальтом. Дорога стала гладкой. По этой «глади» и гоняли на самокатах. И я решил сделать себе самокат. Принес 2 доски, купил у ребят 2 подшипника. Среди хлама нашел дверную петлю. И принялся за дело. Самокат делал целую неделю. Получилось. Недостаток у самоката был один – когда на нем едешь, то он очень шумел. Железный подшипник катясь по асфальту создавал немыслимый шум. Кататься хотелось, но нас стали гонять дворники, которым жаловались на нас жильцы дома. Да и сами дворники видели в нашем катании непорядок. Желание покататься на чем-нибудь осталось на всю жизнь. До начала войны и в начале велосипеда у меня не было. И только летом 1945 года, когда мне уже было 17 лет, у меня появился собственный велосипед.
После окончания академии, мой отец получил назначение на работу руководителем лесозавода. Лесозавод находился под Кандалакшей – станция Ковда. От этой станции на лошадях или оленях надо было ехать много километров до берега залива. Потом на пароходе до острова, на котором и функционировал лесозавод. Вот туда мы и приехали в 1936 году. Остров назывался «Овечий», потому, что до строительства лесозавода остров был пустынным, на нем никто не жил. И летом прибрежные жители вывозили на остров овец, и они паслись там целое лето. Ближе к зиме овец забирали с острова.
К нашему приезду лесозавод работал на полную мощность. Круглый лес пилили на доски, затем грузили на иностранные пароходы. Завод полностью работал на экспорт леса из СССР. На остров приходили пароходы различных стран, но особенно запомнились немецкие и испанские. У немецкого парохода на корме развивался флаг с фашистской свастикой. Это нас удивляло. Пропаганда, развернутая против фашизма, в это время в нашей стране доходила и до нас. В основном от родителей. В политике мы ничего не понимали, но гнев свой между собой против фашизма выражали. На берег часто сходили испанские моряки, угощали апельсинами, а старшим давали сигареты.
На лесозаводе были строгие порядки. Не разрешалось курить где попало. Для этого были отведены специальные места с водой и песком. Пожарные постоянно дежурили и обходили штабеля досок, которые находились на просушке и которых возле завода было очень много. Однажды, получив от испанцев сигареты, мы забрались в один из штабелей досок, спрятались и закурили. Но не сообразили, что дым уходит вверх. Один из дежурных заметил дымок, исходящий со склада досок, прибежал и вытащил нас оттуда. Отвел нас к начальству, а потом каждого из нас к своим родителям. В то время за такое сажали в тюрьму. Родитель мой был в гневе. И поддал мне как следует, как никак – «поджигатели завода».