Ничего, кроме личного. Роман - страница 44

Шрифт
Интервал


А вот этот двухэтажный зелёный дом на две семьи, но с общим, ничем не перегороженным садом – не изменился, пообветшал разве что. Когда-то летом комнаты сдавали дачникам, множество детей носилось на велосипедах, стучало мячом по стене сарая, обрывало кусты с недозревшей смородиной, а она, Лада, приходила сюда покачаться на тарзанке. Тут и подружились с одной толстой девочкой в кудряшках, года на два старше, и та ей рассказала, откуда берутся дети. Что показалось тогда полной чепухой и глупостью, не заслуживающей даже внимания… Где теперь, интересно, та осведомлённая толстушка, как сложилась её судьба?.. А вот в следующем доме, похоже, живут теперь полные маргиналы – мусор прямо под окнами, гадость какая, забор практически обвалился, а от сарая осталась гора обугленных досок и листов железа. Позор улицы Полежаева!

А дальше – дальше Полежаева, собственно, кончается, упираясь в перпендикуляр Бродвея – так они с Виталичем именовали следующую улицу, игнорируя скучное казённое название. Бродвей тогда был негласным центром посёлка, здесь последовательно располагались: почта, отделение милиции, пара каких-то невнятных контор, затем – аптека, парикмахерская, магазинчик канцтоваров и игрушек «Машенька», продовольственный, булочная, что-то ещё… Летом добавлялись киоск «Мороженое» и бочка с квасом: какое мороженое, какой квас – разве сравнить с теперешними! Зато и хвосты туда тянулись изрядные, по жаре-то… Некогда любимая «Машенька» ныне, увы, обернулась прозаическими «Хозтоварами», советский продмаг стал обычным минимаркетом, а вот парикмахерская – знай наших! – преобразилась в салон красоты «Идеал», чью вывеску украшает профиль восхитительной брюнетки, лениво разглядывающей свои кроваво-красные ногти-когти…

Она двинулась туда, где на перекрёстке Бродвей слегка расширялся, образуя нечто вроде маленькой площади. В её центре, в крошечном скверике, который в разные годы являл разные степени ухоженности, – стандартного вида Памятник павшим. Однажды она от нечего делать почитала весь список полустёршихся фамилий и обнаружила: Кузнецовых числилось больше всего – не зря именно они, а вовсе не Ивановы, по статистике самая распространённая в России фамилия. А стоило напрячь внимание и сопоставить инициалы, то получалось, что из посёлка и его окрестностей с последней большой войны не вернулись три родных брата Кузнецовых, затем один сын первого из этих братьев, три сына второго и семь – да, семеро сыновей! – третьего… Четырнадцать, стало быть, ближайших родственников, плюс к тому ещё двое Кузнецовых, которые, согласно инициалам, вроде как сами по себе. Шестнадцать душ, вот так-то. Кроме того, значится единственная в списке женская фамилия – Ковалёва. (Медсестра?) А сколько ж, подумалось, Кузнецовых-Ковалёвых не вернулось, поди, с большой предпоследней, Империалистической, а сколько – с маленькой, Финской, войн; а сколько ещё и из лагерей… Но про то местная история умалчивает.