Обитатели гетто попали в специальный график уничтожения. Каждые две-три недели, требовалось отдавать на расстрел по одному человеку от семьи.
Незаметно для детей и окружающих, один за другим, ушли в небытие все мужчины маминой семьи, – прадедушка Аврум, дедушка Мендель, Залман – муж Розы, бабушкиной сестры. Исчезли, будто убежав по своим неотложным делам. Только раз, за все время, появился знакомый из похоронной команды, присыпавшей окоченевшие трупы. Молча бросил в сторону бабушки Ривы пальто дедушки Менделя и мгновенно испарился.
Постепенно подступал самый страшный момент – черёд детей и женщин. Сначала ушла на смерть моя прабабушка Цирл.
– Хотела пойти на расстрел сама, – вновь и вновь, рассказывала мне бабушка Рива, – Вспомнив, как тяжело умирали соседские малыши, оставшиеся без родителей, передумала. Погибая от голода, дети невыносимо плакали и стонали. Помочь им было некому. От голода и болезней умирали все.
– Твоя мама все детство болела, – повторяла бабушка одну и ту же историю
– Нельзя! Нельзя рассказывать ребёнку такое, – возмущалась моя мама
– Киндерлах тур вистн унд гиденькен (Детки имеют право знать и помнить, идиш)), – резко отвечала Ривка и продолжала свои тяжелые рассказы
– Поначалу, думала отдать ее – старшую. Затем поняла, что твоя будущая мама Клара уже взрослая, все сообразит и будет сильно бояться
– А маленькая Цилечка ещё ничего не понимала
Последние ночи не спала ни минуты. В тридцать один год, я стала седой.
Полицаи заявились после обеда. Наглые, пьяные и злые. Все мои прежние расчёты, кого из детей отдать на съедение палачам, рассеялись как дым. Крепко обняв детей, я двинулась к яме вместе с ними. Повернулась к пулеметам лицом, стараясь закрыть детям глаза
Многие так и остались стоять повернутыми лицом к яме. Но я не хотела, чтобы дети смотрели туда, в яму, на тех- на то, что там уже накопилось к тому времени.
Сразу обратила внимание, что ствол пулемета был отвернут в сторону. Видимо, когда расстреливали накануне, проводя смертельную пулеметную очередь вдоль ряда людей, падавших в яму, палачи остановились.
Бросили стрелять, когда убийственное жерло достигло крайнего положения.
Как только началась стрельба, я схватила детей и упала в яму. Рядом валились убитые и раненые. Они страшно кричали. Но, слава Всевышнему, никто никого не добивал. Пьяным изуверам было лень. И куда, куда денешься из гетто, плотно окруженного колючкой? Никакого выхода не было.