Мама уже успела прикорнуть в удобном глубоком кресле, поэтому я нарочито громко крикнула, что бегу, чтобы она стряхнула с себя сон и отправилась за мной.
У двери в мою комнату мы остановились попрощаться с Кити.
– Ну что, завтра в гимназию? – спросила я, так сказать, риторически.
– Да,– ответила Кити и спросила тоном высококлассного консультанта: – Ты все вспомнила теперь? Справишься без моей помощи?
Я испуганно округлила глаза:
– Что ты!? Про гимназию я вообще ничего не помню! Ну то есть знания, наверно, остались, но вот учеников и учителей, что делать, как вести себя не помню ни на вот столько!
Кити улыбнулась, будто была только рада, что я снова оказалось под ее покровительством, за это теперь она, пожалуй, готова была мне простить все странности, что произошли с нами сегодня по моей вине.
– Ни о чем не волнуйся! Просто держись рядом со мной, – велела она мне и направилась в свою комнату.
Но когда мы с мамой открыли дверь в нашу комнату (откуда уже доносились крики Аксиньи "Ну поспеши же! Вода стынет!"), Кити вдруг окликнула меня:
– Вера!
Я обернулась:
– Что?
– Кто это такое имя придумал твоей кукле? Барби!
Я расхохоталась, ведь Кити ещё не знала, что всего лет через сто так будет звать самую популярную куклу в мире, и о ней будет мечтать каждая девочка.
Но я пожала плечами:
– Сама придумала. По-моему, клевое имя.
– Вот же смешно ты говоришь! – теперь хихикнула Кити и, пожелав мне спокойной ночи, ушла.
Мы с мамой вошли в комнату, но там было мало что видно, поскольку освещалась она одной только свечкой, а ее хватало только обрисовать очертания мебели, так как время уже было позднее. Мы увидели широкую кровать, шкаф на гнутых ножках и туалетный столик в углу, а также маленькую дверь в ванную комнату, откуда тоже шел слабый свет.
В ванной комнате стоял фарфоровый таз (верно, вместо унитаза) и большая лохань (ванной, в нашем понимании этого слова, эту гигантскую миску трудно было назвать), куда Аксинья наливала воду.
– Давай, детонька, раздевайся скорее, не то придется плескаться в холодной луже. А так ещё чувствуется аромат трав. Ну же, вдохни!
Я вдохнула, и у меня аж голова закружилась от удовольствия, запах напоминал и деревню, и баньку, и самые душистые цветы. Захотелось тут же погрузиться в этот запах с головой, но раздеться самой мне было ой как непросто. Справиться со всеми верёвочками и завязочками не получалось никак, и, заметив это, Аксинья, горестно вздохнула: