Меня же захлестнула эйфория. Тогда впервые обретенный мной дар заставил меня торжествовать и наслаждаться собственной силой. Теперь я уже знала наверняка, что я действительно выше всех этих глупеньких девочек, которые и могут-то только резвиться и хохотать, отчего они кажутся взрослым очаровательными милашками, только вот взрослые не знают, как быстро их умилительная смешливость сменяется порой злобностью, а то и самой настоящей жесткостью.
Но эйфория владела мной недолго. Скоро ее сменил страх. Я поняла вдруг, что я на пороге чего-то очень опасного, и что дальше я уже не смогу справиться в одиночку. И я решилась рассказать обо всем маме.
Решение далось непросто, поскольку мама не иначе как по доброте своей, склонна драматизировать все на свете. Она видит во всем трагедию, бросается тут же на помощь, хватается за все возможные средства, чтобы выручить меня из любой передряги. Именно поэтому я ей давно ни о чем не рассказываю, о трудностях с девочками в гимназии, например, она ничего не знает. Вот что бы случилось, скажи я ей? Простого сочувствуя или даже совета ей как пить дать было бы мало. Она бы обратилась к фрау Гештальт, и это в лучшем случае, в худшем же – принялась бы приставать к родителям моих одноклассниц, если не к самим девочкам.
В общем, я всегда была крайне осторожна с тем, что ей рассказываю. Но тогда мне было попросту не к кому больше пойти, и я выложила ей все, как на духу, хоть сейчас мне и приходится горько сожалеть об этом.
Она шила в гостиной, когда я тихонько вошла в комнату, и присела рядом. Она сразу догадалась, что что-то не так. Каково же было мое удивление, что, когда я закончила свой рассказ, мама не схватилась за голову, не принялась ощупывать меня или хотя бы причитать? Она только закрыла лицо руками, быстро всплакнула и затем прижала меня к себе.
"Ох, доченька, я чувствовала, что это случилось", – тихо сказала она.
Я отстранилась.
"Чувствовала?! Как это вообще понимать?"
Я разозлилась, поскольку меня потрясала мысль, что все эти месяцы, пока я мучилась, оберегая ее от страшной тайны (да, теперь мне казалось, что я оберегала именно ее), она обо всем знала, ну, если не знала, то предполагала нечто подобное, в общем, была осведомлена куда лучше меня самой.
Но мама только вздохнула, видно было, что она сама чувствует себя виноватой.